Петля Афродиты

Ну, сейчас Марьяна была сыта и хотела послать Прохора подальше, да вспомнила, что еще полчаса назад испытала в полной мере все прелести голодухи – это противная штука, отупляющая и унижающая. А ведь Проша слов на ветер не бросает. Ладно, поработает Марьяна на галерах… точнее, ей «повезло» поработать на стройке дома.

Нашлись штаны и рубашка (старые, но хоть чистые, и на том спасибо), голову повязала Марьяна косынкой, а потом Прохор и она взобрались на второй этаж по лестнице, у которой отсутствовала каждая вторая ступенька. Он показал, как орудовать электрической штуковиной, похожей на гигантский миксер, и началась каторга. Марьяна к тяжелому труду, не требующему интеллектуальных затрат, не только не привыкла, а понятия не имела, что это такое. Плечи, руки, шея и спина разболелись почти сразу. В ее обязанность входило замешивать раствор под присмотром гангстера, подносить Прохору, если же он забирался на стремянку, то и держать на весу или на плече пластмассовый таз с раствором, а он такой тяжелый…

– Ты хоть бы сказал, как зовут твою бабушку, – попробовала Марьяна разговорить угрюмое чудище на двух ногах. С одной стороны, контакт вещь полезная: лучше человека узнаешь, с другой стороны, вычисляешь, где он слаб, к тому же за болтовней время пролетает незаметней.

– Тамара Михайловна.

Вот и весь диалог. В обед Марьяна еще держалась, а к ужину была никакая. Лишь мысли крутились-вертелись в голове, они не дали рухнуть к концу дня без чувств. Перед концом каторжных работ она осведомилась у Прохора, стоявшего на стремянке и штукатурившего стену под потолком:

– А кто наследник Инны?

– Не знаю… Наверное, я и бабушка.

– Да ну! – обрадовалась Марьяна, коварно улыбнувшись.

Ух, как она сейчас позлит его, возможно, выведет из себя, после чего он выставит ее за ограду концлагеря. Но не стоит торопиться, главное – продумать удар, наскрести деталей…

– Бабушка? – произнесла она. – А родители?

– Мама умерла два года назад от язвы желудка. Бабушка тяжело пережила смерть дочери, поэтому я требую не волновать ее, чтоб история Инны окончательно не добила. А отец давно погиб, он был военным.

Ну вот и выяснила важные факты! Настала пора нанести удар:

– Ты являешься наследником первой очереди… А ведь у тебя тоже есть мотив избавиться от сестры! (А он ноль эмоций.) Наследство! (Не прокатило.) Мой отец хорошо обеспечил твою сестру – квартира в центре и гараж капитальный, машина, украшения… Все это стоит больших денег… теперь это все твое.

Нет, не разозлила, на спокойной ноте он сказал:

– Поэтому я решил не показываться следователю, за которым закрепилась слава людоеда. Хочу выяснить, кто из вас – Болотовых – убил мою сестру.

– Чего ж не выясняешь, а штукатуришь?

– Одно другому не мешает. Мне нужно успеть до холодов привести дом в относительный порядок, чтобы в нем перезимовать. Летом я работал.

– Найми рабочих…

– Зачем, если сам все умею?

– Хочешь сказать, ты сам построил эту домину?! – обалдела она.

– Конечно, сам. Я ж и для Инны старался. Город, конечно, хорошо, но с ребенком одной трудно, твой папаша ведь не женился бы на ней.

– Естественно. У папы есть жена.

– Твой папа мерзавец, держал мою сестру у ноги, как собачку, обещаниями оформить их отношения. Да, она требовала, чтоб он определился, а сколько можно?

Намеревалась разозлить Прохора, а разозлилась сама:

– Ну, вы, друзья, даете… Сколько можно – ха! Значит, твоя Инна задалась целью разрушить нашу семью, и ты воспринимаешь это нормой? Главное, чтоб твоей сестричке было хорошо, она бедная и несчастная, а до моей матери, моих братьев, до меня дела нет. Между прочим, мы точно так же, как ты за свою сестру, переживаем за климат в своем гнезде.

Прохор смотрел на разгневанную Марьяну сверху и не находил контрдоводов, потому что на ее стороне неприятная, но правда. А у него своя правда: убитая Инна. Он указал на пустой таз, проговорив без злости:

– Давай, давай, работай.

Она стала остервенело перебрасывать мастерком раствор из бака в таз, забыв о болях в теле, шевеля губами, наверное, ругалась вовсю. Принесла, поставила ношу на край стремянки и отвернулась. Марьяна не желала больше разговаривать с этим болваном, оправдывающим сестрицу, но не допускающим, что кому-то претензии шлюхи не нравятся. Прохор продолжил штукатурить, изредка поглядывая на девушку в обиженной стойке.

– Я миллион раз уговаривал ее оставить твоего папочку, – сказал он после длинной паузы, – как чувствовал, что добром эта связь не кончится.

Марьяна не могла не подключиться, мгновенно вспыхнула:

– А что же помешало ей оставить моего папочку?

– Ты удивишься.

– Ну, ну? Удиви.

– Инна любила твоего отца. Очень любила.

– Ха! Ха! – съязвила она. – Разумеется, любила, он же щедрый.

– Тебе не знакомо, что это такое, – заметил Прохор.

– Разумеется, нет. Эти слабости доступны лишь вам, бескорыстным и благородным. Забрать чужого мужа – это же очень благородно, и тут, конечно, только большая и чистая любовь.