Уехал Богдан Петрович из загородного дома Болотовых озадаченный и два дня, помимо других дел, думал об этой игрушке, едва выдавалась свободная минута. Сейчас минут полно, время позднее. Он устроился в кресле за рабочим столом, не отвечавшем старинной меблировке в кабинете, а современном, с очень удобной высокой спинкой, куклу положил на письменный стол. Есть время подумать, о многом подумать.
Друг Валера не звонил, это огорчало. Не звонил и Артему! Должен папа поинтересоваться, где его сын, что с ним? Или Богдан Петрович что-то не так понимает в жизни? Но еще больше огорчало, что он кинул жену. Да, это можно только так назвать: кинул. Потому что адвоката не нанял, не интересуется, как она, не передает передач! Печально. Ситуация попахивает низостью. Если даже Нюша и убила любовницу, разве это повод жестоко отвергнуть ее? Разве он не обязан заботиться о жене? Такое ощущение, что Валера махнул рукой, мол, пусть будет как будет, а сам с головой окунулся в развлечения. Не исключено, что друга у старины Богдаши больше нет. В конце концов, Богдан Петрович отбросил щепетильность и нанял адвоката для Надюши, завтра тот встречается с ней, после чего можно будет работать над проблемой дальше.
На столе лежала кукла, старая-старая, сшитая из отходов неизвестной любительницей рукоделий…
– Черт! – произнес он вслух, ведь все равно никто не слышит. – Это же кукла из прошлого, значит, связано с ней что-то нехорошее, раз Вера Ефимовна ее прятала. А доставала, когда никто не видел. Кстати, она плакала… И когда я показал ей игрушку, она вспомнила ее, разволновалась и заплакала… Думаю, ей кто-то подкинул куклу… Стоп!
И вот пришла мысль, возможно, подсказанная тишиной: конечно же, Веру Ефимовну не кукла напугала, а тот, кто подкинул ее! Она боится этого человека, патологически боится.
С каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой он привязывался к Сати сильней и сильней, при этом даже не думал сопротивляться. Болотова радовало новое чувство, оно окрыляло и вдохновляло, заставляя забыть обстоятельства, в которых он очутился. Забыть, конечно, на время. Невозможно не думать, где находятся Марьяна и Костя, что сейчас с младшеньким – он же почти дегенеративный, не приспособленный к жизни. Как не вспомнить друга Богдашу – ходячую совесть? Вместо поддержки он что выдал? Обвинения! Да по какому праву? Валерий Витальевич обиделся на него серьезно, лишь иногда слал другу мысленное послание: позвони, ну, позвони мне, я прощу тебя.
– Вы опять грустите, задумались, – сказала Сати. – К сожалению, я не умею веселить, вы неудачно выбрали себе собеседника.
– Меня не надо веселить. Не буду лгать, мне сейчас нелегко, моя жена подозревается в убийстве человека… против нее много улик, чертовски много… Короче, ее посадят. Да, посадят, и надолго. Честно скажу, удар она нанесла мощный.
– Может быть, ваша жена защищала вас и детей?
– Убив человека? Если все станут таким образом защищать своих близких, земля опустеет без войн.
– Все равно думайте о ней лучше…
– А если я не хочу думать о ней? – вдруг нашло на Болотова прозрение и откровение одновременно. – А если все время я думаю о вас? Не хочу, но думаю. С той минуты, когда вы покалечили мою машину.
И как проверить ее реакцию, которая не внешняя, а спрятана внутри? Внешне Сати что – открытый взгляд, и больше ничего. Но она же почему-то откликается на его предложения провести вечер вместе, почти каждый день садится к нему машину, они едут в «Хуторок» и засиживаются здесь допоздна.
Болотов положил ладонь на ее кисть, она не убрала. Стоило это сделать раньше, так он понял бы, как она относится к нему, но боялся и потому не решался. Нечаянный жест подбросил ему надежду… нет, это слово – «надежда» – Болотов не мог слышать ни в уме, ни наяву, он исключит его из своего лексикона навсегда.
Внезапно Сати подалась вперед и приложила свои мягкие и теплые губы к его губам, не стесняясь посторонних. Вот и ответ. Валерий Витальевич точно этого порыва не ожидал, посему замер, как пугало в огороде, только глупо вытаращив глаза. И тут, как в лучшем фильме про страсти-мордасти, хлынул дождь, холодный осенний дождь. Хоть и находились под навесом, а капли стали попадать на Болотова и Сати, но Валерий Витальевич сидел все тем же пугалом, у которого жизни нет ни в одной части тела. Только когда Сати отстранилась, еще не придя в себя, он выпалил, ловя момент:
– Мы можем перейти в гостевой домик…
Она кивнула. Она дала согласие! Так просто. Не ломаясь. О, какой фейерверк начался в душе Валерия Витальевича, какой праздник он предвкушал, идя к домику под огромным зонтом, который держал над Сати! Любить ее, любить сейчас, любить… а потом можно и умереть. Они вошли в уютную прихожую, но некстати раздался звонок.
– Да, Элла? – сказала Сати в трубку.
– Пожалуйста, забери меня. Я боюсь его напугать.
– Кого? С кем ты?
– С Артемом, – всхлипнула Элла.
– Тебе плохо? – заволновалась Сати. – Он тебя обидел?
– Нет… мне… нормально. Он не обидел… Я… Забери.
Сати повернулась к Болотову, сказав с решительностью, против которой он не посмел возражать: