Петля будущего

Через час или два снегопад прекращается так же резко, как и начался, облака исчезают, словно разгоняемые невидимой силой. И почему-то эта внезапная и столь значимая перемена производит на меня еще большее впечатление, чем нескончаемый снегопад. Все бесполезно: кто бы на нас ни напал, они контролируют погоду. Зачем я вообще это делаю? Что я надеюсь найти, если доберусь до дома? Терпеливо ожидающих меня отца и сестру? Они с улыбкой предложат выпить чашечку чая? Обнимут меня и скажут, что им все ясно, что у них есть лекарство и война закончилась?

Поток мыслей прерывается гудящим электрическим звуком. Голова идет кругом, но спустя мгновение я понимаю, что земля под ногами грохочет. Накопившиеся снежные сугробы начинают рассыпаться, стены вырытого мною туннеля обрушиваются прямо на меня.

Раздается взрыв мокрого снега, и я откидываюсь назад за секунду до того, как в стену вырытого мной туннеля врывается городской поезд, проносится буквально в сантиметре от моего лица и моментально врезается в противоположную стену снега.

Я лежу и наблюдаю за гремящим поездом, не веря своим глазам.

– Электричество вернулось, – говорю я глухим монотонным голосом, потрясенный тем, что меня едва не уничтожил скоростной поезд.

Как только поезд исчезает из вида, из автомобильных радиоприемников раздается музыка, на весь город гремят Проекторы-крикуны и прочая электроника. Отчего-то звук всей этой техники без единой человеческой души делает город еще более пугающим, похожим на город-призрак.

Я поднимаюсь на ноги и продолжаю копать. Проходит минут десять, и вот я стою у подножия гигантской Вертикали «Черная дорога». Я смотрю вверх и вижу, что вершина здания утопает далеко в облаках. Масштабы Вертикали вызывают головокружение.

Из-за навалившего снега дверь поддается с трудом. Я захожу внутрь, и на меня обрушиваются воспоминания. Каменные лестницы, на которых мы с Молли играли в воображаемые игры, спасая целые галактики, летали на космически кораблях, сражались с армиями гоблинов и давали концерты, притворяясь мировыми звездами.

Я с облегчением вздыхаю при мысли, что электричество снова работает, и нажимаю на кнопку вызова в холле, где расположены три лифта. Откуда-то сверху из шахты доносится скрипящий, скрежещущий звук, и свет на кнопке вызова гаснет.

– Ну, конечно, – бормочу я, – всего-то сто семьдесят седьмой этаж.

Я стою посреди вестибюля и смотрю на бесконечную лестницу.

Я подхожу к ней и шагаю на первую ступень, начиная долгий путь наверх.

По пути мне приходится сделать пару остановок, но чуть больше чем через два часа я наконец на месте – сто семьдесят седьмой этаж.

Граффити, которые раньше были на стенах, теперь покрыты сверху новыми красками, ярлыками и изображениями, но это все тот же старый коридор, старые двери с прежней нумерацией.

Я иду медленно, ноги горят после такого подъема. Прохожу мимо квартиры номер семь – здесь когда-то жили Джакс и Джанто; номер девятнадцать – здесь жил старый мистер Ки, пока его не выселили соседи, обнаружив, что он откачивает из дождевого коллектора больше воды, чем положено. Я двигаюсь дальше, до сорок четвертой квартиры – мой старый дом.

Я поворачиваю дверную ручку, ожидая сопротивления, но дверь не заперта, и с длинным, громким скрипом она открывается нараспашку в темный коридор.

Я стою снаружи, глядя в темноту моего старого дома. Руки дрожат, дыхание замирает. Я не смел верить, что когда-нибудь снова увижу этот дом.

Я захожу внутрь и первое, что узнаю, – это запах. Запах дома, моего дома, он несет с собой миллион образов из детства: родители, друзья, те времена, когда я смеялся и плакал, споры и наше отчаянное положение, которое, даже будучи ребенком, я чувствовал ежедневно.

– Привет! – зову я, чувствуя себя глупо при этом – чего я ожидал в ответ, дружественного приветствия?

Я прохожу дальше, мимо открытой двери в ванную, где наша крошечная душевая занимает один угол, а трубы выходят через окно прямиком к дождевому коллектору. В ванной никого нет, но при взгляде на подоконник я тут же воспоминаю, как однажды Молли упала и ударилась головой, когда мы играли в прятки.

Я отступаю назад в короткий коридор, сердце колотится в ужасающем ожидании, что я могу обнаружить бездыханные тела сестры, или отца, или их обоих.

Я иду в гостиную. Ничего не изменилось за годы моего отсутствия – все та же тесная комната с потертой мебелью и испачканным ковром. Тут никого нет, как и на кухне.

Осталось две комнаты: спальня родителей и комната, которую мы с сестрой делили на двоих.

Я начинаю со спальни родителей – комнаты, в которой умерла моя мама, куда ворвались маршалы, которым заплатила семья Тайко, потащили меня в здание суда, где Хэппи провела надо мной суд и вынесла смертный приговор.

Я открываю дверь и чувствую вечерний ветерок в открытое окно. Вижу, что на кровати сидит кто-то и смотрит на город. Я сразу узнаю его силуэт.

– Папа, – зову я дрогнувшим голосом, на грани срыва.

Он медленно оборачивается, и его моргающие глаза встречаются с моими. Он видит меня, но продолжает широко и ненормально улыбаться.