Петля для скалолаза

– Все! Разговор закончен.

Бэл поторопился закрыть тему. Когда я достал из рюкзака моток пятидесятиметровой веревки и кинул его Глушкову, тот наклонился, поднял веревку, подошел ко мне и вернул бухту в мой рюкзак.

– Я никуда не пойду, – сказал он.

Я ударил его по руке, взял за грудки и как следует тряхнул.

– Парень, ты нездоров! – зашептал я. – У тебя кислородное голодание мозга! Сам ты можешь этого не осознавать, но мне ты способен поверить?

Он не сопротивлялся, и лицо его оставалось спокойным. Глушков терпеливо дожидался, когда я оставлю его в покое. Он ничего не соображает, понял я, отталкивая его от себя. Глушков сел в снег и не торопился снова встать на ноги.

– Инструктаж закончен? – спросил Тенгиз, подходя к нам. – Тогда разберись с фрицами.

Я повернулся и посмотрел на Гельмута. Старый немец крепко обнимал внучку.

– Гельмут, вы готовы? – крикнул я, догадываясь о том, что он мне ответит.

– Что я должен делать? – спросил Гельмут.

– Отправляться вниз.

Он отрицательно покачал головой.

– Я хочу один вопрос, Стас! Я вам прикажу: иди вниз, но оставь здесь свою дочь, свою жену. Вы пойдешь?

– Обаный бабай! – воскликнул Тенгиз. – Я такого еще не видел! Мы сроднились так, что нам теперь вовек не расстаться!

– Не надо делать вид, будто ты не понимаешь, почему Гельмут не уходит, – ответил я.

– А этот обмороженный Глушкевич почему не скачет вниз?

– Спроси его сам.

Тенгиз шагнул к сидящему Глушкову и коснулся его спины кончиком ботинка.

– Эй, чучело! Тебе мало приключений?

– Вы дарите мне свободу? – спросил Глушков, не оборачиваясь.

– Точно так, Глухенберг. И свободу, и веревку к ней в придачу.

– Значит, я могу поступать так, как захочу?

– Именно, кролик. Что в твоей больной голове взбредет, то и делай.

Глава 17

Последний, пятый, крюк входил в тело ледника, как в масло, но на последнем довороте раздался оглушительный треск. Ледяная глыба дала трещину, которая белой паутиной пронзила голубую толщу льда. Я повис на веревке, упираясь «кошками» в стену. Подо мной, метров на двадцать ниже, замер Гельмут.

– Эй, что случилось? – донесся до меня голос Бэла.

Я промолчал. Это казалось чудом, что трещина не увеличивалась в размерах и кусок льда размером с платяной шкаф, который она отсекла, оставался неподвижен.

– Помаленьку, Стас, помаленьку! – тихо умолял Гельмут. Он стал постепенно протравливать веревку, позволяя мне сантиметр за сантиметром опускаться вниз.

Я поравнялся с ним, накинул веревку на карабин и только потом облегченно вздохнул. Гельмут подмигнул мне и потрепал рукав моего пуховика.

– Я не очень люблю падать, – признался он.

– Я тоже.

Поочередно страхуя друг друга, мы спустились на балкон, к подножию стены. Перила из веревки были навешаны. Я принялся закреплять на них жюмар – приспособление, которое скользит по веревке только вверх.

– Выдержит? – спросил Тенгиз, дергая за веревку, как за цепочку сливного бачка.

Без всякого желания напугать я пожал плечами.

– Стопроцентной гарантии дать не могу.

– Тогда лучше ты иди первым.

– Как прикажешь, – ответил я и взялся за жюмар. – Но в этом случае страховать тебя будет старый Гельмут или Глушков.

– Ну тя на фиг! – Тенгиз схватил меня за капюшон. – Давай страхуй! И, не дай бог, сорвусь – зашибу всех к чертовой матери!

Он оттолкнул меня в сторону. Я взялся за страховочный репшнур. Мэд, глядя на то, как Тенгиз неловко тюкает шипами в лед и не слишком уверенно поднимается вверх, подошла ко мне, подняла свободный конец репшнура и обвязала его вокруг талии.

– Правильно! – отозвался сверху Тенгиз. – Нет уз святее товарищества. Сам погибай, а меня выручай…

Я приналег на репшнур. Тенгиз с четвертой попытки ухватился рукой за проушину крюка и сильным ударом вбил зубья «кошки» в лед.

– Черт его возьми! – прошептала Мэд. Веревка все еще прижимала нас друг к другу. – Он чуть не разбился.

– Так что ты хотел сказать? – спросил я Глушкова, наблюдая за конвульсиями Тенгиза и протравливая веревку.

– Проблема в том, что… что я боюсь высоты, – ответил Глушков и стал покашливать.

– Да что же ты… – свирепея, начал я, но не нашел слов, которые бы выразили все мое негодование, и лишь непроизвольно дернул веревку на себя.

– Эй, спасатель! Полегче дергай, я не воздушный шарик! – попросил сверху Тенгиз и закинул ногу на карниз.

Я отдал веревку Мэд, крепко схватил Глушкова за плечо и отвел в сторону.

– Послушай же меня, парень! – зашептал я, почти вплотную прислонив свое лицо к облупленному глушковскому носу. – Ты мог в бочке, на канатке, ты мог еще в автобусе признаться, что боишься высоты, и тебя бы оставили в покое. Тебя, такого серого чмошника, вообще бы не заметили, если бы ты не выставил свою впалую грудь вперед! Какого черта ты напросился идти с нами? Ты, придурок, подумал о том, что теперь я должен обхаживать тебя одного, как младенца, вместо того, чтобы помогать всем остальным?

Глушков молчал, сопливо сопел, покашливал и ковырял нос. Бэл косился на нас, прислушивался к моему злобному шипению, но вряд ли догадался, какова была тема нашей краткой беседы.

– Теперь пошел вон, – закончил я, повернулся и пошел к Мэд.