Петля и камень в зеленой траве. Евангелие от палача

ОРЛОВ: Да, это бывший министр государственной безопасности СССР генерал-полковник Абакумов Виктор Семенович. Я знаю его с тридцать второго года, мы служили вместе в СПО ОГПУ оперуполномоченными.

УЛЬРИХ: Что вы можете сказать о нем?

ОРЛОВ: Он был очень хороший парень. Веселый. Женщины его уважали. Виктор всегда ходил с патефоном. «Это мой портфель», — говорил он. В патефоне есть углубление, там у него всегда лежала бутылка водки, батон и уже нарезанная колбаса. Женщины, конечно, от него с ума сходили — сам красивый, музыка своя, танцор отменный да еще с выпивкой и закуской…

УЛЬРИХ: Прекратить смех в зале. Мешающих судебному заседанию прикажу вывести. Продолжайте, свидетель…

…слезы навернулись на глаза. Я вспомнил его — крутящего патефонную ручку стеклоподъемника за спиной шофера Вогнистого. «…все областное начальство сажать будем… Продались, суки маленковские…»

УЛЬРИХ: Свидетель Орлов, вы были на партийном собрании, когда Абакумова переводили из членов ВКП(б) в кандидаты? Помните, о чем шла речь?

ОРЛОВ: Конечно помню. Они с лейтенантом Пашкой Мешиком, бывшим министром госбезопасности Украины, вместе пропили кассу взаимопомощи нашего отдела.

УЛЬРИХ: Наверное, тогда еще Мешик не был министром на Украине?

ОРЛОВ: Ну конечно, он был наш товарищ, свой брат-оперативник. Это они погодя, после Ежова, звезд нахватали.

УЛЬРИХ: А за что Абакумов нахватал — как вы выражаетесь — звезд, вам известно?

ОРЛОВ: Так это всем известно. Он в тридцать восьмом поехал в Ростов с комиссией Кобулова — секретарем. Там при Ежове дел наворотили — навалом. Полгорода поубивали. Ну, товарищ Сталин приказал разобраться — может, не все правильно. Вот Берия, новый нарком НКВД, и послал туда своего заместителя, Кобулова. А тот взял Абакумова, потому что перед этим выгнал прежнего секретаря, совершенного болвана, который и баб хороших добыть не мог…

УЛЬРИХ: Выражайтесь прилично, свидетель!

ОРЛОВ: Слушаюсь! Так вот, Витька — сам ростовчанин, всех хороших… это… людей на ощупь знает… Ну, приехали они в Ростов вечером, ночью расстреляли начальника областного НКВД, а с утра стали просматривать дела заключенных, тех, конечно, кто еще живой. Мертвых-то не воскресишь…

Абакумов тут же разыскал не то какую-то тетку, не то знакомую, старую женщину, в общем, она еще до революции держала публичный дом, а при советской власти по-тихому промышляла сводничеством. Короче, он за сутки с помощью этой дамы собрал в особняк для комиссии все ростовское розовое мясо…

УЛЬРИХ: Выражайтесь яснее, свидетель!

ОРЛОВ: Да куда же яснее! Всех хорошеньких бэ… мобилизовал, простите за выражение. Выпивку товарищ Абакумов ящиками туда завез, поваров реквизировал из ресторана «Деловой двор», что на Казанской, ныне улица Фридриха Энгельса. В общем, комиссия неделю крепко трудилась: по три состава девок в сутки меняли. А потом Кобулов решение принял: в данный момент уже не разобрать, кто из арестованных за дело сидит, а кто случайно попал. Да и времени нет. Поэтому поехала комиссия в тюрьму на Багатьяновской, а потом во «внутрянку», построили всех зэка: «На первый-второй — рассчитайсь!» Четных отправили обратно в камеры, нечетных — домой. Пусть знают: есть на свете справедливость!

УЛЬРИХ: А что Абакумов?..

ОРЛОВ: Как — «что»? Его Кобулов за преданность делу и проворство оставил исполняющим обязанности начальника областного управления НКВД. И произвел из лейтенантов в старшие майоры. А через год Абакумов в Москву вернулся. Уже комиссаром госбезопасности третьего ранга…

УЛЬРИХ: Подсудимый Абакумов, что вы можете сообщить по поводу показаний свидетеля?

АБАКУМОВ: Могу сказать только, что благодаря моим усилиям была спасена от расправы большая группа честных советских граждан, обреченных на смерть в связи с нарушениями социалистической законности кровавой бандой Ежова — Берии. Попрошу внести в протокол. Это во-первых. А во-вторых, все рассказы Орлова Саньки насчет якобы организованного мною бардака являются вымыслом, клеветой на пламенного большевика и беззаветного чекиста! И клевещет он от зависти, потому что его самого, Саньку, в особняк не пускали, а мерз он, осел такой, в наружной охране, как цуцик. И что происходило в помещении во время работы комиссии — знать не может.

УЛЬРИХ: Вопрос свидетелю Орлову. Ваша последняя должность до увольнения из органов госбезопасности и ареста?

ОРЛОВ: Начальник отделения Девятого Главного управления МГБ СССР, старший комиссар охраны.

УЛЬРИХ: Благодарю. Конвой может увести свидетеля.

Я не хотел в Ленинград — сажать тамошнее начальство, продавшихся сук маленковских. Не то чтобы я их жалел, кабанов этих раздутых; просто никакого не предвидел для себя профита с этого дела. Неизвестно, где его истоки, и уж совсем не угадать, во что оно выльется. А отсеченное от задумки и непонятное в своей цели становилось мне это дело совсем неинтересным — тупая мясницкая работа. Нет, у меня была своя игра — надо было только ловчее увильнуть от ленинградского поручения.