Петля и камень в зеленой траве. Евангелие от палача

— Значит, если в уме прикинуть, — генерал наморщил мудрый лоб, но не в силах совладать с хитростями арифметики придвинул блокнот, — маршевой шаг в колонне один метр, это значит расстояние между шеренгами. Если будем считать отряды по пять тысяч человек — это километровой длины колонна. На ее охрану нужно конвойный взвод. Значит, нам надо перегнать к местам погрузки в вагоны этапные марши длиной четыреста километров. И четыре дивизии конвоя. Ну, тут есть специалист Министерства путей сообщения, он нам подскажет, сколько нам понадобится вагонов. Я думаю, если взять обычный телятник на сорок человек, ну, туда можно набить человек восемьдесят по крайней мере. Конечно, без вещей. Скорость движения предстоит…

Дальше шли бесконечные математические выкладки. Специалист-путеец в форме генерала железнодорожных войск затеял с ним спор. Походя выяснилось, что в нашем традиционном бардаке не решен вопрос: куда все-таки повезем — на полуостров Таймыр, предварительно намеченную базу расселения, или в конец Сибири — Биробиджан. Если далеко на Восток — в Биробиджан, то ехать почти в три раза дальше, но железнодорожное сообщение позволит их компактнее депортировать. Поэтому после долгого обсуждения было решено предложить правительству сделать центром сосредоточения Биробиджан, там у них существует какая-то их опереточная государственность, там их удобнее будет складировать.

Игнатьев прекратил спор, задав вопрос по существу:

— Мне надо входить к товарищу Сталину с вопросом: как быть с евреями-половинками? У кого, значит, только отец или мать евреи?

Возник горячий спор. Минька Рюмин категорически настаивал на переселении всех, в ком есть еврейская кровь, без исключения.

— Полумер для полужидков признавать не будем, — пошутил он категорически.

Игнатьев задумчиво спросил:

— Ну а как быть с семьями? У кого муж или жена — того, это самое?

Минька решительно рубанул:

— Или пусть отказываются, или нехай едут с ними. Но если отказываются, то только через всеобщее оповещение, чтобы никаких недомолвок тут не было…

Генерал Балясный, посовещавшись на месте с мордоворотом из конвойных войск, попросил по крайней мере два месяца на подготовку операции.

— К середине марта будем готовы, — заверил он.

Лютостанский, давно тосковавший от невозможности встрять в разговор — тут ему не по чину было разговаривать, в конце концов все-таки не удержался и тонким голосом спросил:

— А как быть с Левитаном?

Все на мгновение остановились и удивленно повернулись к нему.

— А что? — спросил Игнатьев.

— Ну все-таки любимец народа, еврейский дьякон, как бы голос Советов, — сказал Лютостанский, гадко захихикал и торопливо добавил: — У меня есть предложение — может быть, записать на магнитофонную пленку его сообщение о выезде всех евреев к местам нового проживания? Запустим ее по радио, а сам он уже будет в это время трястись в эшелоне. — И радостно потер руки.

Все засмеялись.

— Ну что же, идея деловитая, — кивнул одобрительно Игнатьев.

Ободренный успехом, Лютостанский полез дальше и тотчас же получил по сусалам.

— А как быть с Кагановичем? — спросил он.

Игнатьев перевел на него тяжелый взгляд крошечных замешоченных глазок и сказал:

— А вот это не вашего ума дело, майор…

И вытряхнул его из разговора, как со стола крошку. Но эта мысль, очевидно, заставила его сосредоточиться на сложной ситуации с главным жидовинским представителем перед лицом Пахановым. Помотал задумчиво головушкой и неспешно сообщил:

— Думаю, что Иосиф Виссарионович, как Фристос, явит чудо: там, в Биробиджане, воскресит он им их любимого Лазаря Моисеича…

Все тихонечко заулыбались, захихикали, и я понял, что песенка Кагановича спета. Такие шутки о действующих членах Политбюро у нас произносят вслух, когда их судьба уже предрешена.

Начальник разведки Фитин задал вопрос о том, как отразится на международном положении эта акция. Он располагает, мол, сведениями, что правительства США и Западной Европы могут предпринять очень решительные меры в ответ на депортацию евреев. Игнатьев уверенно махнул рукой:

— Ничего не будет! Иосиф Виссарионович мне точно сказал, что из-за евреев войны с Западом не будет…

И Минька грубовато подъелдыкнул:

— Фраера всегда боятся жуковатых…

Потом начали обсуждать формально-процессуальную сторону исхода евреев из страны в ссылку и их уничтожение. Здесь главным оратором был Минька Рюмин. Он объяснил, что после проведения казни основных обвиняемых на процессе в крупных городах неизбежно возникнут стихийные погромы, длящиеся в течение недели. Это будет нормальная реакция настоящих патриотов, подлинных граждан, простых советских людей на бандитские действия отдельных изменников Родины — жидов, отравителей, убийц и диверсантов. После этого советское правительство пойдет навстречу пожеланиям оставшихся честных евреев, непричастных к жуткому преступлению, об их добровольном переселении в замкнутую зону для постоянного проживания. Необходимо, чтобы этот исход возглавил какой-то неофициальный авторитетный еврейский лидер…