Совсем тихо было в цехе, только радио играло. Площадь вроде и рядом, но по другую сторону институтской шестнадцатиэтажки, а здесь глухой внутренний двор, ржавые остовы автобусов, гаражи и свалка. Зимняя ночь и пурга. Я сунул в зубы сигарету, достал зажигалку и чиркнул. Совсем куцый огонек, газ заканчивается. Наполненная запахами красок и лаков, бумаги и машинного масла, теплая тьма сгустилась, будто стянувшись к огню зажигалки. Только-только успел прикурить, как он погас. Тьма – пыхх! – расступилась, рассредоточилась по всему цеху. Шлеп-шлеп – это я пошел в коридор, собираясь сорвать со стены кусок пластика в том месте, где, по моим расчетам, должно было находиться недостающее пространство между туалетом и душевой.
Ладно бы оно пошире было, метра два хотя бы, – допустим, там старая лифтовая шахта, заброшенная. Но семьдесят сантиметров – ни туда ни сюда. «Ого!» – подумал я, приглядываясь к стене. Одна из пластиковых полосок была искривлена, вспучилась волной. Словно ее кто-то снимал.
Я попытался приподнять край соседней полоски – не вышло. Так я сходил за стамеской и поддел ее. Пальцы просунул в образовавшуюся щель и сильно потянул. Со скрипом пластик отделился от стены, упал на пол, и одну за другой я снял еще шесть полосок. Под ними – куски фанеры. Я наклонился, приглядываясь.
Вся остальная фанера была сбита аккуратными рядами гвоздей, а на этом участке виднелась только одна шляпка. Попробовал сдвинуть – и фанерный лист сдвинулся очень легко, почти свободно качнулся на гвозде, на мгновение приоткрыл…
Так, приоткрыл. Я выпрямился, уставившись на фанеру. Все же я ожидал увидеть там бетонную стену, но там было оно. Пустое темное пространство.
…будучи в твердом уме и трезвой памяти. Трезвой, это точно. Сколько лет уже не пью, трезвее некуда, а потому не сомневаюсь – что вижу, то и вижу.
Вижу нишу между двумя стенками, туалета и душевой, темную и глубокую. И пыльную – я чихнул.
Ну и просунул внутрь руку. Ничего, пустота. Пустое узкое пространство, зачем его здесь оставили, вот интересно… какое-нибудь тело-обличитель там, черный кот и маска Красной Смерти. И ворон.
– Невермор, – сказал я, просунув внутрь голову.
Ни хрена не видать, запаха никакого, ни тепло, ни холодно внутри, воздух неподвижен.
Я поставил туда ногу и до половины втиснулся в нишу. Нет, не ниша, буду отныне так это и называть: пространство. «Все страньше и страньше», – говорила Алиса, падая в колодец. Вообще, там может находиться что угодно, пока я его не осветил и не увидел.
Проникнувшись этой мыслью, я поспешно шагнул назад и встал возле стены коридора, глядя в пустое пространство. Как раз умолкло радио, и после паузы диктор сказал, что сейчас будет новогоднее поздравление президента. Заглянешь тут, когда внутри такая темень! То есть дело вот в чем: когда загляну, ничего ведь интересного не увижу. Бетонные стены, и всё. Но пока не заглянул, там все что угодно. Там собор Парижской Богоматери, или Необитаемый Остров с сокровищами, или раскинулся город Дублин…
Или Эйнштейн с Джойсом сидят там в пивной, поджидая кролика в жилете и с часами.
Я подошел к друкмашине, взял переноску и вернулся в коридор. Из радио донеслась бравурная музыка, потом знакомый голос. Темная широкая щель между белыми полосками зияла. Нет, не так. Зияла не щель, а пустота за ней. Зияющая пустота, да. Я поискал взглядом, обнаружил розетку, воткнул туда вилку, но лампочка плохо держалась в патроне. Я в нее ткнул пальцем, и она загорелась, а как убрал палец – погасла.
«Дорогие соотечественники!»
Я присел на корточки перед пространством, нагнулся вперед, просовывая в него голову, и сказал:
– Ы!
Такая тишина была внутри, что хоть уши отрезай, как Ван Гог. И во всем цехе тоже стояла тишина, только знакомый голос вещал: «Я незнайка и неумейка, но вы сами избрали меня…» В ушах тонко звенело. Толстые стены отделяли мир белого пластика и теплого химического полумрака от мира снежной новогодней ночи.
Я поставил в пространство левую ногу и стал протискиваться боком вперед, удерживая переноску в правой руке. Надо посмотреть, убедиться, что там ничего нет, а потом спать. Влез в пустое пространство целиком, только правая рука с переноской оставалась еще снаружи. Голос по радио призывал не робеть и крепиться, невзирая на трудности.
Когда я целиком оказался в пространстве, сам же и загородил весь свет, который мог проникнуть сюда из коридора. И когда стало окончательно и бесповоротно темно, поползли круги, всякие тусклые пятна и узоры…
И начали бить часы по радио. Новый год, а я тут стою в… пространстве.
Теперь это пространство заполнилось мною. Ха! Нет, оно и раньше было чем-то до некоторой степени заполнено – когда я сделал еще шаг, наткнулся на что-то ногой. Что-то мягкое, вроде кучи тряпья. Часы били по радио. Отсчитывая удары, не оборачиваясь, я щелкнул пальцем по лампочке, она на секунду загорелась, но тут же опять погасла. Присев, я бросил переноску на пол коридора, вытянул обе руки вперед и осторожно, с заранее рождающейся брезгливостью коснулся того, что все это время лежало в пространстве.