Петля Реки Времени

   Мысли в голове Денисова прыгали словно бешеные обезьяны в клетке. Он редко, когда был чем-то испуган или выходил из себя (боевые искусства и психологический аутотренинг приучили не бояться ни соперников на ринге, ни хулиганов на улице, воспитали в нем невозмутимость и философское отношение к негативу), но невероятность и, в то же время, реальность происходящего, возможный очень-очень нехороший исход всей этой истории вызывал сейчас непроизвольную внутреннюю дрожь. Сказывалось длительное отсутствие настоящего стресса и опасности. А еще, пока шли к машине, иглой прошивала мозг тревожная мысль:

   "Как там семья? Кто позаботится о жене и детях? Если они у меня, конечно, есть".

   Внутреннее состояние Николишина было не лучше. Он вспомнил Толстовского Петю Ростова. "Неужели меня, того, которого все любят, вот сейчас не станет..." Да, сознание никогда не смирится с фактом исчезновения самого себя.

   Когда подошли к опушке и увидели грузовой камуфлированный "Опель", голос Денисова прозвучал нетвердо:

   - Происходит что-то запредельно нереальное. Может быть, это все-таки розыгрыш? Жестокий, но розыгрыш? Помнишь, у Пельша были фантастические разводки.

   - Ага, с настоящими пулями и крутым рукоприкладством? До кровянки?!

   Геннадия и Алексея с помощью пинков и гавканья на немецком затолкали в машину.

   В кузове, покрытом брезентом, уже находилось человек десять в гражданском. Женщин не было. Синяки и кровоподтеки на лицах некоторых пленников говорили о том, что с ними не церемонились. С двух сторон у заднего бортика на жесткой деревянной скамейке сидели два автоматчика в камуфляже. Тяжелые взгляды исподлобья сверлили людей, оказавшихся в кузове. Сзади через щели брезентового тента за грузовиком просматривался "Цундап", навязчиво тарахтевший движком. Один дюжий фриц в надвинутых на глаза мотоциклетных очках в собранном напряжении располагался за рулем, другой - в коляске. Закрепленный на ней MG-34 по-хозяйски приглядывал за грузовиком. О побеге мог мечтать только самоубийца.

   - Ребята, вы наши? Откуда? - подал голос сидевший рядом с новыми пленниками мужичок в залатанной рубашке и видавшей виды кепке.

   - Наши, наши, - заверил его Гена, и хотел что-то добавить, но немцы посмотрели на них так, что можно было и не колыхать воздух командой заткнуться.

   Грузовик трясся по ухабам, минут пятнадцать, охаживая деревянными скамейки задницы пассажиров. Глаза постепенно привыкли к полумраку, и парни могли теперь более внимательно разглядеть находящихся в кузове людей. "Лица их были худы и хмуры", - вспомнилась Алексею фраза Андрея Платонова из романа "Котлован". Одежда была простая, явно не от кутюр. Такую носили в 30-40 годы в сельской местности. Обычные широкие штаны, у некоторых рубашки-косоворотки, а на ногах грубые рабочие ботинки. Один из мужиков, правда, отличался от других. На нем был пиджак и добротные сапоги. Держал голову прямо, даже где-то горделиво. Новых пленников рассматривал пристально и внимательно, не пряча глаза. Во взоре не читалось ни отчаяния, ни страха. Манера держаться говорила о том, что это, скорее всего, кто-то из местного начальства. Возможно, председатель колхоза, сельсоваета, парторг или еще кто-нибудь в этом роде.

   Рядом с ним сидел пацан лет десяти - двенадцати. Он жался к мужчине и с тревогой косился на автоматчиков.

   - Ничего, ничего, сынок, - время от времени тихо приговаривал мужчина и гладил мальчика по голове. - Все будет хорошо.

   Грузовик остановился у какого-то сарая. Когда ребята вместе с остальными спрыгнули на землю, перед ними открылась странная картина. Невдалеке виднелись деревянные домишки, огороженные покосившимися кое-где заборами, лабазы, амбары, сараи. Несколько черных печных труб траурными стелами возвышались на местах пепелищ. Деревня, казалось, была накрыта, безжизненным тяжелым саваном зловещей тишины - ни лая собак, ни мычания коров, ни кудахтанья кур или заливистого пенья петухов - ничего не говорило о том, что здесь течет мирная жизнь. Даже птиц не было слышно. Какой-то могильной жутью веяло от всей этой обстановки.

   Людей построили в шеренгу и повели к длинному сараю в одном из дворов. Обогнув угол, пленные остановились как вкопанные. По шеренге прокатился гул.

   - Ох, мать честная!!! Средневековье какое-то!!! - вырвалось у Генки. Шок, казалось, сковал дыхание. На сколоченном деревянном помосте стояла виселица. В петлях, на ветру покачивались пять тел. На груди казненных висели картонные таблички. Три из них гласили: "коммунист". Двоим жителям деревни, по мнению карателей, не повезло с национальностью: "еврей".

   Людей заперли в большом длинном сарае. Он оказался конюшней с пустыми рядами стойл. В дальнем углу высилась бесформенная куча сена. На ней, кто как мог, разместились измотанные пленники.

   -Во влипли! - Генка с кряхтеньем повалился спиной в сено.

   - Посмотрим, чем закончится этот спектакль. - Скрестив ноги в позе лотоса, Алексей уселся в медитацию.