– Нет… Отец… Он, конечно, старается, только… Слишком уж старается – это заметно. Наверное, он просто жалеет Сани, хочет казаться заботливым и добрым… Только есть в этом сюсюканье что-то странное, неправильное. Он раньше не был таким. И со мной себя так никогда не вел. А с ним… Как будто считает себя в чем-то виноватым и пытается таким образом компенсировать. Поэтому брат в его присутствии как на иголках – не доверяет… Может, это со временем пройдет. Может, они еще привыкнут друг к другу. Но пока… Что-то с ними обоими не так… – он заминается, упрямо встряхивает головой, – Ладно, я не это имел в виду. Забудь.
Тито разглядывает напряженное лицо бесенка, изумляясь и ужасаясь тому, как он, ничего не зная, все-таки умудрился понять… почувствовать. Как же все-таки Хакобо недооценивает своего родного сына! А ведь это уже не ребенок…Сколько ему – одиннадцать? Да, без малого двенадцать – и уже не ребенок. Настоящий взрослый человек, тщетно пытающийся разобраться в спутанном клубке лжи, секретов и чувств, подобно своему братику, копошащемуся сейчас во внутренностях непонятного устройства. Разница лишь в том, что это устройство не причинит малышу страдание и вред, а вот раскрывшаяся перед глазами бесенка правда… Она не принесет ему ничего, кроме боли и лишних доказательств того, что никому нельзя верить. Никому. Даже родному отцу. А вдруг младший действительно что-то соображает и помнит? Вдруг он заговорит? Вдруг он все ему расскажет? Может, Хакобо был прав? Не ради него, а ради этих двух совершенно беззащитных перед правдой мальчишек, он все-таки должен что-то сделать.
– Бесенок, – окликает его Тито, немного коробясь – после таких серьезных слов это дурацкое детское прозвище вдруг кажется ему совсем неуместным, – Рамин, скажи, как у твоего братика в целом состояние?
– А ты что, сам не видишь?
– Кое-что вижу. Но ты провел с ним больше времени, чем я. Хочу услышать твое мнение.
Мальчик грустно кивает.
– Сани очень слаб. Сегодня утром ни с того ни с сего упал в обморок. И вчера несколько раз. Иногда у него из носа начинает течь кровь… Не знаю, может, это из-за жары, хотя я стараюсь прятать его от открытого солнца… Он… не любит, когда слишком ярко, так что, похоже, есть проблемы и с глазами. Но самое плохое – это спина. Раны снова жутко воспалились, а из-за этого температура постоянно поднимается. Сегодня вон, перед тем, как сюда ехать, все утро сбивали. Пришлось даже окунать его в ледяную воду и… Отец говорит, это может быть сепсис. Нужно не просто водой промывать, а какими-то средствами, которые только ты знаешь…
– Да, знаю, – подтверждает Тито, – Они у меня есть. Скажи, а судороги у него бывают?
– Бывают… Особенно во сне и после того, как просыпается… у него… Да, наверное, это похоже на судороги…
– Поэтому ты не хочешь, чтоб он сейчас хоть немного поспал?
Помедлив:
– …да, в том числе и поэтому.
– В том числе?
Надеется, что бесенок все-таки назовет ему остальные причины, по которым он жестоко лишает бедняжку бесспорно целебного и столь необходимого истощенному организму сна. Но тот лишь упрямо встряхивает головой: «Не важно».
«Не важно»… Вот уж, нет. Сейчас важно все: любая мелочь, любая деталь… Надо бы как-то объяснить это бесенку. Иначе он просто не сможет лечить покалеченное тело, не задевая при этом иные раны: невидимые но, наверняка, не менее болезненные.
– Ну, Рамин, все, что ты перечислил, конечно, плохо. Но Сани поправится. Это все пройдет, поверь. Это мы вылечим. Это я знаю, чем лечить. Однако меня волнует не только его физическое состояние. Я хочу знать, мучает ли его что-то помимо телесных травм, то есть…
– Ясно, – на сей раз резко перебивает его мальчик, и еще долго молчит, подозрительно разглядывая своего собеседника, прежде чем выдавить скупой и сухой ответ: – Да.
Тито медлит, ожидая дальнейших разъяснений, и так и не дождавшись, спрашивает сам:
– И… как это проявляется? Я вижу, Сани боится незнакомых. Но, может, есть еще что-то? Расскажи.
И в тот же миг лицо бесенка словно каменеет – становится твердым, скованным, застывшим, непроницаемым. Разве что глаза…Глаза, напротив – жгут – полыхают. Уставился на него, прямо как на врага.
– Зачем тебе? – спрашивает холодно, с ожесточением.
– Чтобы я мог помочь…
– И как ты в этом собираешься помогать?
– Не знаю…Для начала мне надо понять…
– Вот именно, – его кулаки решительно сжимаются, – Понять. Так что, это лучше ты мне все расскажи.
И он, немного озадаченный и напуганный такой резкой сменой тона и напором:
– Рамин, что рассказать?
– Что случилось с моим братом? Что с ним сделали? Почему он такой?
– А отец тебе, разве, ничего не сказал? – осторожно интересуется Тито.