– Ну, вроде как, настоящим. В университете биологию и естествознание преподавал.
– Вот как? А что ж ты бросил?
– Я не бросил. Просто решил, что свет образования не должен быть привилегией городских богачей. Думал попробовать себя в роли сельского учителя, но как-то не сложилось… Наверное, знакомство с твоими родителями отвлекло меня от сей миссии.
– У-у… И ты тоже стал революционером?
– Можно и так сказать, – кивает Тито, – Только революционер из меня оказался никудышный. Теперь вот хочу снова вернуться на свою стезю – передавать знания детям. В этом от меня будет больше пользы. Хоть не зря жизнь проживу. Так как? Не против стать моим первым здешним учеником?
Секунд 5 молчания, потом сдержанно:
– Посмотрим…
– Соглашайся, бесёнок. Станешь у меня по-настоящему образованным человеком.
– Ты только мне это предлагаешь? А как насчет Сани? Допустим, я соглашусь, я смогу приходить к тебе на занятия с ним? Ведь надо, чтобы и он тоже получал необходимые знания.
– Рамин… – он удрученно мотает головой, поджимает губы, подбирая наиболее мягкий способ объяснить мальчику, насколько это бессмысленная затея, – Рамин, ты, конечно, можешь приходить с ним. Я всегда буду рад его видеть и постараюсь сделать так, чтобы ему здесь было уютно и спокойно. Но учить его… Пойми, для твоего братика все эти занятия науками будут пустым сотрясением воздуха. Он ни слова не поймет из того, о чем я буду говорить. Зачем его зря мучить?
– Мучить?
Какое-то время мальчишка разглядывает его лицо, а потом вдруг, ни с того, ни с сего начинает смеяться – да еще как! И ошеломленно Тито осознает, что впервые за все время их знакомства видит бесенка смеющимся. Действительно, смеется почти так, как и положено детям – искренне, от души… Почти, да не совсем – он смеется над ним. Как взрослый над глупым лепетом карапуза: без злобы, но свысока… Потом так же внезапно замолкает – осекается, услышав, как с тихим скрипом приоткрывается входная дверь. Прильнув для опоры к косяку, белый малыш испуганно подглядывает в щель, явно встревоженный этим тоже не слышанным доселе смехом старшего.
– chaq’, все в порядке…, – бесенок поворачивается, намереваясь сделать шаг навстречу, но тут дверь раскрывается еще шире, и, точно чертик из коробки, наружу резко выскакивает трясущийся белый кулачок с судорожно сжатой в нем отверткой. Острый крестовидный кончик стержня, злобно поблескивая, целится прямо в грудь Тито. Нет сомнения, если бы у малыша было больше сил, он бы не замедлил кинуться с этим «оружием» на мужчину. Но, даже опираясь всем телом на косяк, он еле держится на своих хлипких подкашивающихся ножках, и все, что ему остается, это угрожать привидевшемуся врагу с расстояния двух непреодолимых метров. Застывший на мгновение в тугом напряжении воздух постепенно наполняется скребущей по костям вибрацией тихого хищного рычания. Он слышит это от малыша уже во второй раз. И все равно жутко. Даже непонятно, каким образом человеческое дитя вообще может издавать подобные звуки. Ни голосовые связки, ни язык, ни весь артикуляционный аппарат в целом, кажется, на это не способны. «Что-то заставляет его продолжать упорно прикидываться зверем…» – повторяет он про себя недавние слова бесенка. «Что-то»… Да уж, скалящееся острие отвертки бескомпромиссно указывает на причину.
– Не надо, chaq’, все хорошо…– вытянув вперед ладонь, Рамин осторожно приближается к братику, – Все хорошо. Тебе показалось. Он мне ничего не сделал, – и нарочито заслоняет собой, обомлевшего в растерянности Тито, – Он просто говорил всякую ерунду, вот я и засмеялся. Но он не опасен, Сани. Он нас не тронет. Отдай мне отвертку.
Кажется, теперь малыш не слишком верит брату. Или, скорее всего, опять не понимает его слова. Или…Черт знает, что происходит в этот момент в его несчастной головке, но попытка бесенка аккуратно забрать из рук братика инструмент пресекается внезапным пронзительным и визгом. Нервно и, по-видимому, инстинктивно взметнувшийся вверх металлический стержень проскальзывает в сантиметре от щеки бесенка.
– Осторожно! – не выдержав, вскрикивает Тито, но Рамин уже среагировал, уже ухватился за него, уже настойчиво и медленно вытягивает отвертку из цепких, но хрупких пальчиков брата.
– Все, chaq’, хватит… Хватит… Отдай. Ну же…Отдай это мне…– настойчиво взывает он, – Тебе пока не нужно защищаться. Опасности нет. К тому же, это не оружие. Этим ты никого не одолеешь, только разозлишь. Так что, отдай.
«А ведь он может без труда отобрать отвертку грубой силой, – не без доли восхищения думает Тито, – «Может просто вырвать ее, дернув сильнее, или заломить руку, заставляя маленького разжать кулачок. Это было бы ожидаемо – что ни говори, а деликатность, не в характере бесенка. Но, нет. Не хочет силой, все пытается достучаться, убедить. Это, конечно, правильно… Было бы правильно, если б не было бесполезно.