Журналист мгновенно сделал соответствующий – вывод:
– О господи! Так это Дейл Муди вас так отделал?
– Да, он. Позавчера вечером. Набросился на меня с кулаками и избил так, что у меня не было сил дать ему отпор.
– Но ведь не вы же написали «Петлю желания». Зачем ему было нападать на вас?
– Ваша статья в газете стала тому причиной. Он прочитал ее и даже процитировал мне.
– В ней о нем не сказано ничего оскорбительного.
– Нет, но…
– Он знает, что вы могли.
Руп ничего не ответил. Лишь состроил физиономию, которая как бы намекала на то, что ван Дарбин угадал его мысль. Затем для пущей выразительности прикоснулся к заклеенному пластырем носу.
– Думаю, что это – прекрасное свидетельство того, как Муди меня боится. Боится, что я когда-нибудь обнародую нелицеприятные для него факты. Возможно, даже предам огласке его темные делишки, – добавил Кольер, доверительно понизив голос.
Ван Дарбин задумчиво прикусил ластик на конце карандаша, мысленно взвешивая возможный исход этого разговора, после чего вытащил из заднего кармана брюк свернутый в несколько раз листок. Развернув бумажный квадратик, он бросил его на стол перед хозяином дома.
– Узнаете эту парочку?
Это была зернистая, черно-белая фотография Беллами Прайс на балконе.
Облокотившись на перила, она смотрела вниз, явно чем-то недовольная. За ее спиной, голый по пояс, стоял Дентон Картер.
– Где это вы их сфотографировали? Когда?
– Возле дома, в котором живет Картер. Позавчера вечером.
– Между ними что-то есть?
– Хотелось бы знать, – ответил журналист. – Если мне не изменяет зрение, у него на талии намотан бинт. И еще гляньте на его лицо. Смотрится оно получше вашего, но и ему точно пришлось несладко.
Руп Кольер недоуменно выгнул брови, но ван Дарбин лишь пожал плечами.
– Я не знаю, кто, за что, когда, где и почему, – ответил он и недовольно нахмурился: – У меня не было возможности задать ему эти вопросы. Зато он натравил на меня и моего фотографа полицию.
Ван Дарбин рассказал Рупу, как это произошло, и тот, несмотря на боль и синяки, рассмеялся.
– Сейчас это и впрямь звучит смешно. Тогда мне было не до смеха, – обиженно отозвался репортер. – Нас задержали, и я был вынужден несколько часов ждать звонка моего главного редактора, который объяснил полицейским, что никакие мы не извращенцы. А все потому, что Дентон Картер с кем-то круто схлестнулся.
– Думаете, с Муди?
– Ну а вы как думаете? – вопросом на вопрос парировал ван Дарбин.
Хозяин дома с задумчивым видом откинулся на спинку кресла.
– Не знаю. Если у кого и сохранилась застарелая неприязнь, то, пожалуй, у Дента Картера. В свое время Муди обошелся с ним сурово, и если бы не алиби, Картеру наверняка светил бы срок…
– Погодите! – перебил его ван Дарбин. – Вы хотите сказать, что все могло быть иначе?
Что осудить могли не Стрикленда, а Картера?
Кольер не ответил, давая журналисту возможность самостоятельно сделать выводы. Он очень надеялся, что ван Дарбин поймет ровно столько, сколько нужно, и не догадается о том, о чем не положено знать, а именно, что Руп им искусно манипулирует.
– Разве это до известной степени не противоречит тому, что вы сказали ранее о сомнениях по поводу вины Алана Стрикленда? – спросил ван Дарбин, понизив голос до доверительного шепота.
– Я сказал, что судьба Алана Стрикленда находилась в руках присяжных.
– Но ведь их вердикт основывался на том, что им рассказали вы, мистер Кольер, а вы сказали им, что он виновен.
– Мои доводы основывались на результатах расследования, которое провел Дейл Муди.
Имелись ли у него веские доказательства? В то время я принял их как должное.
– Наверное, так и было.
– Получается, что так.
– Но вы не уверены на сто процентов?
– На Дейла Муди тогда сильно давило начальство, требовало поскорее найти убийцу девушки. У него уже имелся один подозреваемый, которого, однако, пришлось признать невиновным. Дейлу дали понять, что он выставит себя полным дураком, если у него ничего не выгорит с Аланом Стриклендом. И тогда Муди решил сделать все, чтобы Стрикленда осудили.
– Для чего все средства были хороши, я правильно понял?
Руп Кольер в очередной раз уклонился от прямого ответа.
– Я лишь хочу сказать, что на Дейла Муди давили – и мэрия, и полицейское начальство, и всемогущие Листоны, да и общественное мнение тоже.
– И ему пришлось нарушить закон, лишь бы представить суду виновника смерти Сьюзен Листон?
– Я этого не говорил.
– Но если ему нечего скрывать, почему тогда он напал на вас?
Кольер состроил болезненную гримасу.
– Вот и я тоже так подумал. Разве поведет себя так человек, который ни в чем не виноват? Дейл пригрозил мне, сказал, чтобы я никому не рассказывал о нашей «теплой» встрече. Предполагалось, что я стану молчать и никому ничего не скажу – ни вам, ни всем остальным. Но молчать – значит попустительствовать неправедному делу. Пойти на это мне не позволит совесть.
Ван Дарбин дернул носом:
– То есть Дейл Муди отправил под суд невиновного человека, и этот молодой человек умер мучительной смертью в тюрьме, – с пафосом произнес он, как будто уже придумывал вступительное предложение для будущей скандальной статейки.