Петр Чайковский и Надежда фон Мекк

Да и все, размышляет она, в ее отношениях с этим человеком выходит за рамки обычности. Точно так же, как она оказывается неспособной проникнуть в глубь личности Чайковского, так же она должна признать, что, несмотря на все ее музыкальные познания, она не в состоянии сочинить даже самую безобидную сонату. Неспособная постичь эту всегда ускользающую душу, как и зачать хотя бы одну из тех мелодий, которые услаждают ее одиночество, она приходит в негодование от своей двойной неполноценности. Чем она согрешила, чтобы быть приговоренной к бесплодной компетентности в области музыки и к порывам, тревожным и поверхностным, что касается дружбы? Достаточно знающая, чтобы бесконечно дискутировать, в письмах, которыми она обменивается с Чайковским, о контрапунктах или о гармонии, почему она должна быть в числе не допущенных к великому таинству творчества? Для нее это столь же удручающе, столь же досадно, как топтаться часами у дверей музея, закрытого на ремонт. Возмущение грустной судьбой просвещенной любительницы, знаний и терпения которой не хватает для того, чтобы придумать простейшую мелодию, сменяется у нее тщетными поисками утешения, которое она надеется почерпнуть в перечитывании волнующих писем того, кому она платит за то, что он обладает гениальностью вместо нее.

Глава III

Наконец-то от него весточка! Вот уже несколько недель Надежда томится в ожидании. Узнав на конверте любимый почерк, она готовится к всплеску счастья. Письмо, отправленное из Москвы, датировано 3 июля 1877 года. Баронесса читает первые строчки, и внезапно ее радостное нетерпение сменяется недоумением, а потом и растерянностью: «Многоуважаемая Надежда Филаретовна! Ради Бога, простите, что я не написал Вам ранее. Вот краткая история всего происшедшего со мной в последнее время. Прежде всего скажу Вам, что я самым неожиданным для себя образом сделался женихом в последних числах мая. Это произошло так. За несколько времени перед этим я получил однажды письмо от одной девушки, которую знал и встречал прежде. Из этого письма я узнал, что она давно уже удостоила меня своей любовью. Письмо было написано так искренно, так тепло, что я решился на него ответить, чего прежде тщательно в подобных случаях избегал. Хотя ответ мой не подавал моей корреспондентке никакой надежды на взаимность, но переписка завязалась. Не стану Вам рассказывать подробности этой переписки, но результат был тот, что я согласился на просьбу ее побывать у ней. Для чего я это сделал? Теперь мне кажется, как будто какая-то сила рока влекла меня к этой девушке. Я при свидании снова объяснил ей, что ничего, кроме симпатии и благодарности за ее любовь, к ней не питаю. Но, расставшись с ней, я стал обдумывать всю легкомысленность моего поступка. Если я ее не люблю, если я не хочу поощрить ее чувств, то почему я был у нее и чем это все кончится? Из следующего затем письма я пришел к заключению, что если, зайдя так далеко, я внезапно отвернусь от этой девушки, то сделаю ее действительно несчастной, приведу к трагическому концу. Таким образом, мне представилась трудная альтернатива: или сохранить свою свободу ценою гибели этой девушки (гибель здесь не пустое слово: она в самом деле любит меня беспредельно), или жениться. Я не мог не избрать последнего. Меня поддержало в этом решении то, что мой старый восьмидесятидвухлетний отец, все близкие мои только о том и мечтают, чтобы я женился. Итак, в один прекрасный вечер я отправился к моей будущей супруге, сказал ей откровенно, что не люблю ее, но буду ей, во всяком случае, преданным и благодарным другом. Я подробно описал ей свой характер, свою раздражительность, неровность темперамента, свое нелюдимство, наконец, свои обстоятельства. Засим я спросил ее, желает ли она быть моей женой. Ответ был, разумеется, утвердительный».