Я
желал бы возможно меньше беспокоить вас своими жалобами, но ежедневно проектируются меры, до того несообразные и тяжелые для купцов и торговли, что по долгу своему перед королевой и нацией я обязан заступиться за своих соотечественников. На прошлой неделе издан приказ отобрать у чужеземцев всех русских слуг без разбора в солдаты. И это делается единственно по наущению прибыльщиков, которые обещали князю набрать 2000 рекрут из лиц, проживающих у иностранцев в немецкой слободе, хотя я могу утверждать, что здесь не найдется и четырехсот человек, пригодных для военной службы; например, у англичан только сорок восемь русских слуг, включая стариков, дворников, ночных сторожей и ребят. Это распоряжение подало повод к разным насилиям: дома обыскивались солдатами, в суматохе много вещей украдено, людей силою вытаскивали из-за саней, волокли на улицу, не обращая внимания на ливрею, со многими обращались очень грубо, многие пострадали от своеволия толпы, не сдержанной никакою властью. Короче, трудно сказать, что более возмутительно в этом деле: самое распоряжение или его выполнение. Возможно ли требовать, чтобы чужеземцы проживали здесь без прислуги для своих обыденных потребностей; разумно ли лишать людей, вывозящих ежегодно на несколько сот тысяч местного товара, платящих царю несколько тысяч долларов разных пошлин, права нанять в помощь себе нескольких незначительных подданных царя? Если бы иноземцы держали у себя лиц, по рождению обязанных военной службой или беглых, потребовать таких людей было бы справедливо, но хозяева и выдали бы их по первому письменному требованию власти, не подвергая себя оскорблениям. Я, впрочем, после долгих хлопот получил наконец от Гагарина разрешение англичанам сохранить слуг, список которых и приказал составить для передачи ему.Но успеешь устранить одну беду, как уже готова новая: теперь со всех домов слободы требуется человек с каждых трех печей для работ на укреплениях; и это требование выполняется также беспорядочно; людей уводят от хозяев силою. Я сейчас отправил Гагарину письмо с ходатайством за англичан, которые занимают только семь домов и держат только слуг, необходимых для своих семейств. Несправедливо привлекать лиц, не пользующихся привилегиями русских подданных, к уплате повинностей наравне с русскими: иноземцы уплачивают определенные налоги в Архангельске, платят на 10 % более, чем русские при ввозе товаров в царские владения, и этого достаточно. Вы очень хорошо знаете, что здесь все иностранцы и все дома их постоянно освобождались от всяких налогов. Это основная привилегия, гарантированная предками его величества, утвержденная и ныне здравствующим государем; ее нельзя нарушить без вреда нашей торговле, которая и без того ведется при неисчислимых неудобствах. Я полагал, что правительство имело достаточную возможность убедиться, насколько страна пострадала за последние годы от прибыльщиков: торговля пришла в упадок, доходы государевы уменьшились, все население недовольно, некоторые провинции доведены до открытого мятежа. Все эти результаты я не раз предсказывал, но мне редко верили, хотя я убежден в том, что их возможно было бы избежать, если бы все лица, облеченные доверием государя, подобно вам, держались в своих советах осторожности и умеренности и относились к своим обязанностям с действительною заботливостью.
Я никак не думаю, чтобы царь намерен был тревожить иноземцев при таких обстоятельствах: сомнительное положение дел на границе убивает торговлю, купцы боятся всякого дальнейшего риска, и тут-то, вместо покровительства, они со стороны правительства встречают только неудовольствия.
<…> Мое положение еще очень затрудняется нерасположением Меншикова, которое я навлек на себя, открыто защищая табачную компанию и успевая в защите наперекор ему. Правительство также не может простить мне разрушение его надежд на устройство табачной фабрики в России.
Несмотря на все это, если вы полагаете, что мое присутствие здесь необходимо для интересов ее величества, я подчинюсь вашему решению с той покорностью и удовольствием, с которыми обязан подчиняться лучшему из правительств; мои личные интересы и желания отнюдь не должны противополагаться вашим приказаниям.
Что же касается купцов, не знаю какую бы еще пользу я мог принести им. Опасаюсь, как бы торговый трактат не оказался почти шуткой при настоящих обстоятельствах; мало надежды и на дальнейшие успехи дела табачной компании; разве вы дадите себе труд как-нибудь выразить русскому правительству неудовольствие по поводу несправедливого отношения к ней. На этот случай долгом считаю заявить вам, что при русском дворе я редко добивался чего-либо ловкостью и убеждением; лучше действовало мое недовольство; я всегда находил, что здесь страх могущественнее чувства благодарности и справедливости. <…>