Петр I

21 августа он был в кофейне De drie Zvanen («Три лебедя»). Некий шкипер, который часто плавал в Московию, стоял тут же на Даме среди многих знатных особ и говорил: «Я его отлично знаю, и если только увижу, то уж скажу вашим благородиям, он ли это или нет». Затем шкипер вошел в кофейню, увидел царя, который как раз пил чай, вышел на улицу и сказал: «Я знаю его отлично и ручаюсь вам жизнью, что это сам царь».

Теперь скрытность других уже не помогала. На многих это произвело сильное впечатление, и они старались вести себя осторожнее в присутствии и вблизи великого князя.

Того же 21 августа, в среду, вернулся на очередном амстердамском судне один из бургомистров, а именно Алевейн Виллеме Нор, и узнал от почетных граждан о случившемся. Он распорядился сейчас о том, чтобы запретить посредством публичного воззвания подобные бесчинства, и отправился с этою целью в книжную лавку близ Офертома, чтобы написать там объявление для деревенского глашатая. Встретив тут в доме члена управы, Яна Корнелиссона Номена, он сообщил и ему о случившемся; а в виду того, что это был случай, который мог вызвать самые прискорбные и печальные последствия и не терпел отлагательства, а требовал принятия всех возможных мер, то они совещались о содержании воззвания, которое надо было поручить глашатаю; ведь необходимо было при этом принять во внимание и то обстоятельство, что великий князь не желал, чтобы о нем упоминали. Поэтому они дали глашатаю публикацию следующего содержания: «Бургомистры, узнав с прискорбием, что дерзкие мальчишки осмелились бросать камнями и разною дрянью в некоторых знатных особ, которые здесь иностранцы, строжайше запрещают это всем и каждому под угрозою наибольшего наказания, которое установлено, причем виновные будут выданы благородному господину бальи⁵. Пусть каждый будет предупрежден и остерегается позора и убытков». Это выкрикивал деревенский глашатай, ударяя в медный таз, по всем улицам, начиная от шлюза на Горне, перед и за Дамом, до реформатской церкви Креста, и на многих это произвело сильное впечатление.

В тот же вечер магистрат поставил двух стражников к квартире великого государя, которые там сторожили двенадцать ночей. Вечером того же дня он был в доме Корнелиса Михильса Калфа, который просил его остаться у него ужинать; но так как туда собралось много почетных лиц, чтобы видеть великого князя, то он отказался от приглашения, и тогда его угостили лишь вареньем и хорошими напитками. Тут присутствовали бургомистр Алевейн Виллемсон Пор и член управы Клас А. Блум, которые просили переводчика передать своему повелителю, что бургомистры покорнейше просят его оказать им честь и откушать с ними рыбы по-зандамски. Но приглашение не было принято, и переводчик, между прочим, ответил им: «У нас здесь нет повелителя, наш повелитель еще приедет», подразумевая под этим, так по крайней мере казалось, великое посольство.

Кажется, переводчик сообщил тоже царю, что Алевейн Пор один из бургомистров; во всяком случае, он посмотрел на Пора и снял свою шляпу, приветствуя его. Когда Пор и Блум удалились, пришел в этот дом член управы доктор Клас Корнелиссон Мелькпот; но что там происходило, этого я не знаю.

Мейндерт Арентсон Блум пригласил великого князя поселиться со свитой в его доме с садом в Ост-Зандаме, так как там было много удобных помещений, в саду же много фруктовых деревьев. На это ему ответили: «Нет, мы не знатные господа, а простые люди; поэтому будем довольствоваться нашей теперешней квартирой».

Маляр Виллем Гарменсон, после долгого торгу, продал великому князю лично (так как последний настолько [хорошо] владел немецким языком) свою гребную лодку за 40 гульденов с придачею кружки пива. Затем они отправились в герберг⁶, который находился близ Офертома в доме Пита Гафера, и выпили там это пиво.

Он купил также у Дирка Стоффельсона буер-яхту с принадлежностями за 425 гульденов наличными деньгами. Приняв эту яхту, он усердно работал над ней и собственными руками приделал бугшприт, вышедший так удачно, что те, которые имели случай его видеть, удивлялись тому, что такой знатный господин так усердно трудился в поте лица и так искусно работал.

Молва обо всем этом распространилась скоро по всему нашему отечеству. На Амстердамской бирже все интересовались этим, и люди ставили большие деньги и бились об заклад, действительно ли это великий царь или же один из его послов.