Петр I

Вячеслав Рыбаков Петр I

Вообще говоря, отношение к людям у нас как правило основывается на отношении к их поступкам. Не зря сказано: по плодам их узнаете их. Тем более это верно в отношении исторических деятелей. Мы относимся к ним так, как относимся к последствиям их исторического творчества.

Любая деятельность имеет свои положительные и отрицательные

стороны, и наше отношение к ней определяется тем соотношением, которое в итоге возникает между этими положительными и отрицательными сторонами. А само это соотношение определяется тем, насколько удалось в ходе этой деятельности достичь поставленных целей. Для достижения главной цели всегда приходится

жертвовать чем-то второстепенным. Это во всем так. В авиации проигрываешь в скорости, выигрываешь в маневренности,

проигрываешь в мощности, но выигрываешь в экономичности. Какая задача стояла перед конструктором? Больше сэкономить или быстрее лететь? Ради скорости приходится жертвовать экономичностью, ради экономичности приходится жертвовать скоростью. Тот, кто хочет летать быстрее, всегда смирится с тем, что экономичностью было пожертвовано. Тот, для кого важнее сэкономить, скажет, что жертва была неоправданной.

В истории, где спектр последствий гораздо шире и разнообразней, чем в технике, оценка деятельности еще более зависит от того, одобряем мы ее итоговый, общий результат или нет. Тот, кому в целом последствия деятельности исторического лица не нужны, не важны, не ценны, идут вразрез с тем, чего он хотел бы, всегда скажет, что усилий и жертв следовало избежать, они бессмысленны, они – результат самодурства. Тот, кто эти последствия одобряет, всегда скажет, что цель оправдывала средства.

Что мы получили положительного от деятельности Петра?

Наша страна из Московии превратилась в Россию. Вышла к морю. Стала европейской державой. Вырвалась на географический и исторический простор. Приобрела статус и суть не дикого захолустья, но просыпающегося колосса. Получила современные по тем временам систему управления и армию. Осуществила модернизацию экономики и производства. Заработали социальные лифты. Возник пассионарный всплеск.

Для этого потребовались поднять страну на дыбы.

Это многих не устраивало и не устраивает до сих пор.

Именно поэтому они так любят повторять, что, скажем, Петербург построен на костях. Это вечная проблема России. В довольно похожих обстоятельствах Сталин произнес знаменитую фразу: «Тот путь, который европейские государства прошли за пятьдесят-сто лет, мы должны пройти за десять, иначе нас сомнут». Рынка труда нет, инфраструктуры нет, материальные стимулы практически отсутствуют, сносные условия рабочим обеспечить невозможно – а сделать надо.

Или не надо?

Насчет Сталина стало в определенных кругах модно говорить, что все хорошее в его время произошло вопреки режиму. Народ вопреки режиму создал мощную промышленность, вопреки режиму победил Гитлера… С тем же успехом можно утверждать, что народ вопреки Петру построил Санкт-Петербург.

Смяли бы Московию, если бы не Петр? Да. Отставание нарастало бы год от года, без большой цели и без осмысленного напряжения народ и его элита все больше погружались бы в историческую апатию и в конце концов растворились бы под властью иных стран.

Было бы россиянам от этого лучше?

Кто считает, что да – тот говорит о костях. Кто считает, что нет – говорит о подвиге и спасении из исторической западни.

Нарочно что ли Петр гноил крепостных в болотах? Нет, просто СДЕЛАТЬ НАДО. Остальное неважно. И ОН СДЕЛАЛ.

Среди главных негативных последствий его деятельности можно

назвать, во-первых, возникновение рокового разрыва между

европеизированным дворянством и основным населением,

оставшимся, по сути, московитами и еще очень долго не становившимся россиянами, и во-вторых, возникновение всесильной бюрократии, перед которой и сам Петр в конце жизни не раз пасовал.

Можно было этого избежать?

Нет.

Если бы, скажем, Иван Грозный ухитрился выиграть Ливонскую войну и вышел к Балтике за полтораста лет до Петра, когда Европа и Московия находились почти на одном уровне развития, разрыва между элитой и народом не случилось бы. Тесное взаимодействия двух великих цивилизационных очагов пошло бы почти на равных. Культурное своеобразие России оказалось бы потеснено в значительно меньшей степени. Можно предположить, что в этом случае история России оказалась бы куда менее трагичной и куда более органичной. Всем известна фраза Пушкина «Правительство у нас – единственный европеец». Считается, что это лестная для правительства положительная характеристика. Но так ли это? Не чувствовал ли воспитанный на русских сказках русский гений уже тогда фатальность этого разрыва, который так дорого стоил нашей стране в девятнадцатом и в двадцатом веке?