Неожиданным образом сказалось и возвращение из ссылки Палия. В Сечи было немало его приверженцев. Как только пролетел слух, что популярный предводитель появился на Киевщине, многие казаки засобирались к нему. Уходили именно идейные борцы за Украину, сторонники единства с Россией. Оставалась противоположная партия и всякий сброд. В феврале Гордиенко с тысячей казаков выступил в Переволочну.
В русской ставке и в окружении гетмана Скоропадского расценили этот поход как подготовку измены. Полетели приказы выслать войска, перекрыть запорожцам путь к шведам. Через миргородского полковника Апостола обратились к запорожскому полковнику Нестулею, державшимся отдельно от Гордиенко. Апостол приглашал его к себе. Намекал, что для самого Нестулея и его отряда отложиться от кошевого атамана будет выгодно. Но предотвратить предательство уже не удалось. Оно вызрело, закружило головы сиромы. Если Украина не подчинялась Мазепе, то для казачьего сброда наказание непокорных оказалось отличным поводом поживиться. В феврале-марте мелкие отряды запорожцев рассыпались по Полтавщине, принялись грабить деревни. Нестулей некоторое время кочевряжился, изображая независимость, но к Апостолу все-таки не поехал. Снялся с места и двинулся к своему кошевому.
А Гордиенко в Переволочне созвал раду, поставил вопрос — с Москвой идти или с Мазепой? Сюда, на казачью раду, приехали и послы крымского хана. Уверяли, что они готовы выступить. Правда, более проницательный человек на месте Гордиенко мог раскусить, что татары лукавят. Точнее, провоцируют запорожцев. Все обещания они давали только устно, ни разу не подтвердили их на бумаге. Но Гордиенко на это не обратил внимания. Он зачитал универсал Мазепы — будто Петр намерен ликвидировать их «вольности», выслать всех казаков за Волгу. Звучало не слишком оригинально и не слишком убедительно. Но бочки с вином обеспечили нужный энтузиазм, и сирома дружно заорала — идти с Мазепой и шведами.
17 марта запорожцы неожиданно напали на отряд русских драгун бригадира Кэмпбэла. Этот бригадир лишний раз подтвердил не лучшую репутацию наемных иностранцев. Уже давно рассылались предостережения об опасности со стороны Сечи. Но Кэмпбэл стоял беспечно, был захвачен врасплох. Казаки перебили около 100 драгун, 154 захватили в плен. Часть из них послали «в подарок» крымцам, а 90 русских повезли к шведам. 19 марта Гордиенко с отрядом приехал в Будищи. Запорожцы предстали перед Карлом, передали ему пленных и принесли присягу. Шведский король наградил их, выделил по 20 талеров на казака. Мазепа добавил по 10 талеров. Итого получилось по 30 серебреников.
Молва о разгроме Кэмпбэлла растекалась по Украине, масштабы этой победы фантастически преувеличивались. К Гордиенко начали стекаться всевозможные разношерстные отряды, раскатавшие губы погулять и пограбить. Численность его войска достигла 6 тыс. (Сам он хвастался даже о 15 тыс.) Ну а за границей измену запорожцев восприняли однозначно. Наконец-то Украина сделала выбор, пошла вместе со своим гетманом. Реальные события на востоке Европа представляла очень плохо, и как раз в данное время поход Карла превращался в живую легенду, его рисовали сплошным триумфом.
В Германии весной 1709 г. была написана и издана ода, где к шведскому королю обращалась река Днепр! В этом произведении Россия считается уже разгромленной, Украина прочно завоеванной. Днепр благодарит короля, выражает уверенность, что русских прогонят до моря и утопят. Мечтает, чтобы его воды «поднялись от русской крови». Карл получит на Днепре «державное обладание», а его солдаты вознаградят себя сокровищами.
Хотя действительное положение шведов оставалось не веселым. В Польшу выступил русский корпус Гольца. Возле Подкамня он встретился с армией Лещинского и приданными ему шведскими полками. Неприятели ринулись в атаку, но наши войска навалились на польскую конницу, и через полчаса она уже удирала. Бросила на произвол судьбы шведскую пехоту, и ее тоже разбили. На поле боя осталось 400 вражеских тел при русских потерях 25 человек. А польский «барометр» был чутким. Шляхта стала разбегаться из войск Лещинского. Вишневецкие закинули удочки, что готовы обратно перекинуться на сторону царя. Как выяснилось, даже жена гетмана Сенявского успела удрать от него ко двору Станислава. Теперь додумалась прислать трогательное письмо Петру, просила заступиться перед мужем, чтобы простил и позволил вернуться.
О приходе из Польши каких-либо подкреплений говорить больше не приходилось. Но в ставке Карла об этом не знали. У короля не было связи с Лещинским и Крассау. К ним писали повторные призывы поспешить, но они не доходили до адресатов. А армию Карла русские продолжали клевать. В феврале разбили полк Альфенделя, стоявший в стороне от основных сил в местечке Рашевке. Но эту операцию Петр не одобрил. Счел потери неоправданными — 16 убитых и 79 раненных. Указывал, что без таких наскоков вполне можно обойтись.