— Все хорошие новости связаны с вами, мой Государь! — Катерина, как будто плывя по воздуху, обогнула живописца со спины и снова приблизилась ко мне на опасное расстояние. Кто её только учил таким откровенным приставаниям? Хотя в нынешние времена любой королевский двор это вертеп и бордель! Насмотрелась видимо всякого в свои пятнадцать лет! Я поднял одну из кистей художника и выставил в сторону Долгоруковой, не позволяя приблизиться на интимное расстояние. Катька, скосив немного взгляд на кончик кисточки, приподнялась на цыпочки, изогнулась и вдавилась верхним полушарием левой груди в глубоком декольте прямо на кисть. На бархатно-белой коже появилось ярко-красное пятнышко. Собралось в капельку и заскользила в ложбинку между грудей.
«Поздравляю тебя, Петя, судя по твоей физиологической реакции — ты теперь мужчина!»«И ты тоже, Петя!»
Давненько я не разговаривал сам с собой. Как-то незаметно срослись две мои душевные половинки.
«Да, теперь я точно Петя»
И никакой я уже давно не Игорь Семёнов из постепенно зарастающего туманом будущего.
— Вы пронзили моё сердце, Ваше Величество. Я истекаю кровью! — с придыханием произнесла Екатерина.
Любят в наши времена театральность и пафос. Мне стало смешно и я, убрав кисточку, достав платок, протянул его девушке.
— О! Прошу вас, сир, я хотела бы носить этот знак милости вечно!
— Перестань кривляться, Катя! — я приложил платок к её груди, вытирая краску. Всё ж таки приятные ощущения! Долгорукова аж затрепетала вся. Похоже её грубая атака на меня даёт результат. К счастью, мне на помощь выдвинулся резерв в лице моей сестры.
— Да, княжна, оставь моего брата в покое! Лучше расскажи, Петя, что будет с адмиралом Змаевичем?
Я припомнил сегодняшнюю новость. О том, что один из командующих моим флотом неизбежно попадётся на воровстве, я знал давно. Сунул платок в руку Долгоруковой и отвернулся.
— Что с ним будет? Понизят в звании до вице-адмирала и отправят служить куда-нибудь подальше. В Астрахань, например.
Повернулся к художнику-немцу.
— Ты рисуешь только портреты, Иоганн? Или другие жанры тебе тоже доступны и интересны?
— Да, Ваше величество, я рисую только портреты и да, я могу также рисовать пейзажи, натюрморты и батальные полотна.
— Вот что я хочу предложить. Портретистов у нас много, но великие художники обычно работают в других жанрах. Объявляю конкурс среди лучших живописцев в Петербурге и Москве.
— Каковы же условия конкурса, Государь?
— Нужно будет представить три работы в разных жанрах. Все картины должны иметь одинаковый размер, например как это портрет. Я из них потом устрою галерею в каком-нибудь дворце.
— Какие жанры вы предпочитаете, Петр Алексеевич?
— Пейзаж, что-нибудь из русской истории и некую бытовую сценку современной российской жизни. Крестьяне там, купцы, охотники, пьяницы, бабники. Всё, что придёт вам, художникам, в голову.
— Участвовать могут все желающие?
— На всех казны не хватит. Скажем, участником будешь ты, братья Никитины, Гзелль, Мусикийский, Каравак, Коробов, Вишняков, Людден, Коровин. Может быть кого-то забыл.
— Я поражён вашей осведомленностью об именах мастеров нашего скромного ремесла, Ваше величество.
— Пустое, Иоганн. Назначаю тебя организатором конкурса, а мы с Натали будем судьями!
Сестра покинула своё место модели и подошла поближе, внимательно слушая, что я предлагаю. Уверен, этот конкурс останется в истории и послужит хорошим толчком в развитии отечественной живописной школы. Долгорукова тоже притихла, но когда я на неё взглянул, демонстративно прижала мой измазанный краской платок к груди. Нет, ну нарывается девка на любовное приключение! И что я потом её брату скажу? Женюсь, мол? Помнится, в другом времени я до свадьбы с нею так и не дожил. Да и сейчас мне совсем не нравится, что мною пытаются манипулировать. Пусть даже с помощью таких очаровательных взглядов!
— В Древнем Египте женщины красили свои ресницы чёрной тушью, — ляпнул неожиданно я.
— Наверное, это очень красиво? — Долгорукова часто заморгала, показывая какие красивые изогнутые реснички у неё.
— А давай проверим!
Взяв кисточку потоньше у Таннауэра, я макнул её в чёрную краску и со зловещим видом уставился в очаровательные глазки Долгоруковой. Княжна с сомнением и опаской перевела взгляд с меня на страшную черную каплю на конце кисти.
— А это не больно?
Я понюхал краску. Неизвестно из какой ядовитой дряни она сделана, но точно не только из сажи и воды.
— Не знаю. Может быть, пощиплет. Может быть лишит зрения и глаз. Но надо же испытать?
— О нет, ваше величество, не надо на мне ничего пробовать!