Петр III

Ты выше смертных человек;
В толь дни не многие державы,
Достигнул ты толикой славы,
Какой достигнуть льзя во век.
Ты в первый день монаршей власти,
Когда наследный скиптр приял,
Достиг до вышний смерти на части,
И уже великим в свете стал.

Усердие одописцев превзошло все ожидания — Петр III в первый же день вступления на престол был объявлен Великим.

Другой одописец призывал Петра III продолжить дело Петра Великого:

Подобно тебе (т. е. Богу) всех боле
Петра ты здраво сохрани
И нам в блаженной вечно доле,
Продли его несчетно дни,
Что был весь свет чрез то свидетель,
Сколь в нем ты любишь добродетель.

За словом архиепископа Д. В. Волков прочел присягу, принятую присутствовавшими, а Н. Ю. Трубецкой принял присягу от лейб-кампании и полков, стоявших на площади перед дворцом, которые трижды прокричали «виват». Петр Федорович завершил первый день своего царствования торжественным ужином, на котором присутствовали тридцать три «кавалера» и сорок одна из «знатнейших дамских персон».

В эти дни столичная элита участвовала в двух церемониях противоположного назначения: торжественно радостной и кратковременной по случаю восшествия на престол Петра III и траурной по случаю подготовки к погребению скончавшейся императрицы. Между прочим, она перед смертью прощалась с наследником, умоляла его жить в мире и любви с супругой, и советуя не возвращать из ссылки Бестужева-Рюмина.

Похороны Елизаветы Петровны отличались необычайной пышностью, удивившей современников и до сих пор не объясненной: то ли тайные намерения скончавшейся тетушки лишить наследства племянника были ему неизвестны, то ли он считал своим долгом отблагодарить покойницу, которой, он великолепно знал, обязан был троном, то ли, наконец, радостью по случаю получения скипетра, а вместе с ним и власти неограниченного монарха.

В первый же день царствования произошли обычные для этого дня церемонии. В один из последующих дней накануне нового года уши Петра Федоровича вновь ласкала речь президента Синода Дмитрия Сеченова: «Здравствуй, наш новый дражайший государь! Обновляйся новым здравием, новым счастием, новыми над врагами победами, а при сем возопием: благословен Господь, благословивший! Венец, венец места благости».

Не все, однако, разделяли чувство радости по случаю восшествия на престол Петра Федоровича: многие из тех, кто его знал и кому был известен его неуравновешенный характер и слабоволие, с тревогой ожидали неприятных для себя новшеств от императора. Опасения, однако, оказались напрасными. Истекло лишь три недели царствования нового императора, как в истории России произошло важное событие, зарегистрированное камер-фурьерским журналом за 1762 г.: 17 января император «изволил высочайший иметь выход в Правительствующий Сенат» и объявил сенаторам о своем намерении освободить дворян от обязательной службы. Это намерение вызвало у присутствовавших неподдельный восторг, и генерал-прокурор Сената А. И. Глебов на другой день предложил Сенату от имени благодарного дворянства воздвинуть императору статую из золота. Узнав об этом, Петр заявил: «Сенат может дать золоту лучшее назначение, а я своим царствованием надеюсь воздвигнуть более долговечный памятник в сердцах моих подданных». За этой фразой следует ее оценка упоминаемого нами в предисловии автора книги о Петре III А. С. Мыльникова, с которой невозможно не согласиться: «Достойные и умные слова, на которые отважился мало кто из людей, облеченных неограниченной властью!»

Манифест по неизвестным нам причинам был обнародован только спустя месяц, 18 февраля 1762 г.

В его преамбуле дана оценка указам Петра I об обязанности дворян служить и учиться. Эти обязанности, сказано в манифесте, «в начале частью казались тягостными и несностными для дворянства», но потом они убедилось в их полезности: «истреблена грубость в нерадеянии пользе общей, переменилось невежество в здравый рассудок, полезное знание и прилежность к службе умножило в военном слое искусных и храбрых генералов, в гражданских и политических делах поставили сведущих и годных людей к делу». В результате «благородные мысли вкоренили в сердцах всех истинных в России патриотов беспредельную к нам верность и любовь, великое усердие и отменную к службе нашей верность, а потому и не находим мы той необходимости в рассуждении к службе, какая до сего времени потребность была».