Петр III

После угрозы ареста императрицы среди гвардейских солдат распространились слухи об опасности, в которой находится Екатерина. Высказывались предложения двинуться на Ораниенбаум спасать «матушку». 27 июня один из встревоженных капралов нашёл Пассека и сообщил, будто императрица исчезла. Капитан попытался его успокоить, тогда недоверчивый солдат направился к другому офицеру, чтобы поделиться новостью. Поручик П. И. Измайлов, к которому обратился служивый, в заговоре не состоял. Он немедля донёс о случившемся майору П. П. Воейкову, тот — полковнику Ф. И. Ушакову. Последний направил сообщение императору в Ораниенбаум, а пока, от греха подальше, посадил изобличённого Пассека под арест.

Таким образом, Пётр III был предупреждён. Но не попытался подстраховаться. Он приказал отложить допрос Пассека до своего возвращения в столицу. По сведениям Рюльера, император отвечал приближённым, настаивавшим на скорейшем дознании: «Это дураки»¹. Нетрудно представить, как развернулись бы события, будь один из главарей мятежников вовремя приведён к ответу. Последовали бы аресты, на которые гвардия могла ответить открытым выступлением. Пролилась бы кровь. Но Провидение хранило заговорщиков. Легкомыслие, в котором Екатерина так часто обвиняла мужа, победило наследственную подозрительность императора, и он решил, что заговор подождёт.

Тише едешь...

Точно так же думал и Панин. Его вообще часто обвиняли в медлительности. Никита Иванович предпочитал сперва всё обмозговать, семь раз отмерить... Черпавший сведения в его окружении Рюльер так воспроизводил логику вельможи: «Если бы и успели взбунтовать весь Петербург, то сие было бы не что иное, как начало междоусобной войны, между тем как у императора в руках военный город, снаряженный флот, 3000 собственных голштинских солдат и все войска, подходившие для соединения с армией... Императрица не может приехать прежде утра... и не поздно было бы условиться в исполнении заговора на другой день»².

Панин мыслил как истинный елизаветинский вельможа — тише едешь, дальше будешь. Но одно дело дипломатическая сфера, а другое — заговор. Здесь выигрывал тот, кто быстрее ориентировался в менявшейся обстановке. Поэтому Орловы, поспешившие за Екатериной в Петергоф, действовали верно. Задним числом Дашкова постаралась приписать инициативу их отправки за подругой себе. Но сама она оставалась в русле приготовлений дяди и называла Екатерину «главой империи», а не «самодержицей». То есть разногласий между племянницей и воспитателем Павла не было.

В Петергофе императрица занимала маленький павильон Монплезир под тем предлогом, что большой дворец нужно готовить к празднованию дня Петра и Павла. Её обязанностью было устройство торжеств по случаю именин супруга. Впервые предстояло отметить тезоименитство нового императора как государственное событие. Пётр в сопровождении фаворитки и целой толпы «прекраснейших женщин» собирался приехать из Ораниенбаума к уже накрытым столам.

Как обычно, Екатерина припасла для мужа сюрприз. Самый удивительный за их долгую семейную жизнь. Впрочем, есть смысл предположить, что и Пётр готовил своей благоверной подарок. Он отказался от её ареста накануне праздника, но тем эффектнее стало бы взятие под стражу на самом торжестве — государь любил театральные сцены. Однако сторонники могли уговорить его действовать тихо и совершить желаемое после именин. В любом случае отправляться в поход против Дании, оставив Екатерину в столице, было неразумно. Её участь предстояло решить до отъезда к армии.

Императрица успела быстрее. Брат её фаворита, Алексей Орлов, прибыл в Петергоф в шестом часу утра 28 июня. Он отвёз Екатерину в Измайловский полк. Очень быстро к измайловцам присоединились Семёновский и Преображенский полки, затем уже к Казанскому собору явилась Конная гвардия. «Она была в бешеном восторге, плакала, кричала об освобождении Отечества»³, — вспоминала царица. Именно здесь, в плотном окружении гвардейских полков, Екатерина и была «выкрикнута» самодержавной государыней. Ни о каком регентстве гвардейцы и слышать не хотели.

Панин, всю ночь проведший подле своего воспитанника в Летнем дворце, попросту проспал начало переворота. Он намеревался вместе с мальчиком явиться к собору, но не успел. Присягу принесли императрице, а не великому князю Павлу. По пути процессия пополнялась военными и чиновниками. Молебен вёл архиепископ Новгородский Дмитрий Сеченов, давний сторонник Екатерины, не раз возмущавшийся действиями Петра III. Именно он возгласил во время ектеньи «самодержавную императрицу Екатерину Алексеевну и наследника великого князя Павла Петровича»⁴. Наконец царевич обрёл статус, в котором ему отказывал отец.