– Ну, однако довольно! – быстро воскликнул доктор Бургав, приближаясь к постели императрицы. – Ваши императорские высочества! Теперь я прошу вас и всех остальных присутствующих здесь удалиться отсюда и дать её императорскому величеству покой, в котором она крайне нуждается.
Великий князь поднялся с колен и подал руку своей супруге. Екатерина Алексеевна ещё раз склонилась над рукой императрицы, снова прижала платок к лицу и прошла рядом с супругом в свои комнаты. Пётр Фёдорович весь сиял от счастья, когда проходил мимо низко кланявшихся придворных.
Панин увёл великого князя Павла Петровича, и все присутствующие, по знаку доктора, вышли из комнаты императрицы.
– Как возможно было допустить всё это! – сказал граф Александр Шувалов своему двоюродному брату, обер-камергеру, графу Ивану Ивановичу Шувалову, когда оба они переступили через порог комнаты.
– Это нельзя было предупредить, – сумрачно ответил обер-камергер. – Великая княгиня умнее всех; мы все должны теперь держаться за неё, иначе мы погибли.
Отец Филарет, несмотря на знаки доктора, приказывающего ему удалиться, подошёл к постели императрицы. Она обратила на него свой безжизненный взгляд и тихо спросила:
– Довольны ли вы, батюшка? Будет ли доволен мною Господь?
Отец Филарет, перекрестив императрицу, ответил:
– Господь милостиво примет в Свои селения душу вашего императорского величества, если даже корона упадёт с вашей смертной головы.
– Господь будет справедлив, – тихо прошептала императрица, – если он это сделает; ведь все земные желания я принесла в жертву небесному долгу.
Доктор отстранил отца Филарета, который, опустив руки и склонив на грудь голову, вышел из комнаты. Затем врач дал несколько капель своего лекарства императрице, которая тихо проговорила несколько слов в забытьи. Великий князь простился со своей супругой и ушёл в свои комнаты; придя туда, он сейчас же отправил Гудовича за Паниным.
Переодевшаяся тем временем княгиня Дашкова почти нетерпеливо отстранила обнимавшую её великую княгиню и сказала.
– Главное дело сделано, но это – далеко не всё. Вы победили императрицу, теперь необходимо покорить сердце всего народа.
– Народа? – спросила Екатерина Алексеевна. – Каким образом возможно это сделать? Ведь мы не можем же позвать весь народ.
– Но мы можем пойти к нему, – ответила Дашкова. – Умоляю вас, ваше императорское высочество, довериться моему руководительству! Дозвольте теперь мне за вас думать и поступать! Накиньте этот чёрный плащ и этот вуаль, здесь всё уже приготовлено, и поезжайте со мной! Сани только с одним кучером без ливреи уже ждут нас… Все церкви теперь открыты для того, чтобы народ мог молиться о здоровье государыни. Мы тоже помолимся пред алтарём Господа о блестящей, светлой будущности.
Улыбка согласия промелькнула на лице великой княгини. Она закуталась в плащ, накинула на голову густой чёрный вуаль и под руку со своей неутомимой, энергичной приятельницей направилась к одному из боковых выходов дворца. У крыльца ждали простые сани, запряжённые великолепным рысаком, которым управлял кучер в тёмном кафтане. Великая княгиня и Дашкова сели и помчались по льду через Неву в Петропавловский собор.
VII
Оживлённые пёстрой толпой улицы города и набережной Невы быстро приняли совершенно иной вид. С необычайной быстротой распространилось передаваемое из уст в уста известие о тяжёлой, безнадёжной болезни императрицы. Смутное беспокойство, волновавшее раньше умы, благодаря распространившейся вести перешло в страх, и все, начиная от высших придворных сановников до самого незначительного горожанина, с дрожью и трепетом ожидали близкого будущего. В течение уже долгого времени перемены царствующих на престоле лиц являлись в полном смысле слова государственными переворотами и сопровождались революционными актами, во время которых страдали очень многие. И на этот раз народ боялся какой-нибудь неожиданной, непредвиденной катастрофы, которая нарушила бы правильность жизни и спокойную работу каждого отдельного человека; ведь каждому пришлось бы перестраивать жизнь при совершенно других условиях.