Петр III

Лицо Григория Александровича Потёмкина было смертельно бледно, его глаза сверкали лихорадочным блеском. Горечь и насмешка звучали в его голосе, когда он хрипло сказал:

– Я стал на вашей дороге, Григорий Григорьевич, потому что вы мне должны дать отчёт и потому что я требую, чтобы стоящая рядом с вами женщина показала мне своё лицо.

Орлов громко рассмеялся и воскликнул:

– Вы сошли с ума, если решаетесь предъявлять мне подобные требования, на которые вам может дать ответ только моя шпага.

– Тем не менее я предъявляю их, – возразил Потёмкин, дрожа от волнения, – и, несмотря на вашу шпагу, я сорву покрывало с лица этой женщины, потому что хочу знать, неужели возможно, чтобы та, которую я чту, как святую, могла пасть настолько низко, что пришла в казарму, чтобы выказать вам своё благоволение.

Он подошёл к Мариетте и протянул руку, чтобы сбросить капюшон с её головы; но с быстротой молнии Орлов очутился рядом с ними. Он выхватил из ножен шпагу, и её лезвие ярко сверкнуло при блеске звёзд.

– Назад! – крикнул он Потёмкину. – Что за безумие овладело вами? Вы устраиваете здесь, посреди улицы, подобную сцену. Ступайте вон, иначе, клянусь, я убью вас!.. Никакими указами нельзя запретить офицеру защищать женщину.

Потёмкин тоже выхватил шпагу. Оба клинка уже скрестились, но в это время из полутьмы выступил Бломштедт.

– Остановитесь! – воскликнул он, обращаясь к Орлову. – Я тоже хочу видеть лицо этой дамы и тоже не сойду с места, пока не будет снято покрывало.

– Кажется, весь свет сошёл с ума! – воскликнул Орлов. – Кто вы такой?

– Я – барон фон Бломштедт, – ответил молодой человек, – и так же, как вот этот офицер, хочу видеть лицо этой дамы, чтобы убедиться, как далеко могут простираться женские лживость и лицемерие.

Он тоже вынул шпагу и встал рядом с Потёмкиным.

– Ну, в таком случае, – дрожа от гнева, воскликнул Орлов, – защищайте вашу жизнь!

Он начал нападать, и его шпага стала сыпать сильнейшие удары на шпаги противников. Но в это мгновение Мариетта бросилась к нему и так сильно схватила его за руку, что его шпага вонзилась в землю. Затем Мариетта сбросила с головы капюшон и спокойно сказала:

– Я не хочу, чтобы из-за меня была пролита кровь. Эти господа хотели видеть моё лицо – вот оно. Я не привыкла опускать взор пред кем бы то ни было.

Потёмкин стоял безмолвно; он пристально смотрел на прелестное личико молодой женщины, которую он видел в театре, затем его лицо прояснилось и засияло от счастья. Он глубоко вздохнул, как бы сбрасывая с души огромную тяжесть, и опустил шпагу.

Зато Бломштедт с ледяной насмешкой воскликнул:

– Я был прав, это действительно – та, которую я узнал, несмотря на плащ! Ну, – сказал он, поворачиваясь к Орлову, – желаю вам счастья в знакомстве с этой дамой!.. Я не стану дальше беспокоить вас. Она умеет играть свою роль в жизни так же хорошо, как и на подмостках. Она чересчур привыкла разыгрывать различные роли то пред одним, то пред другим и в действительности не стоит того, чтобы благородные люди скрещивали из-за неё свои шпаги. Мне больше нечего сказать вам. Я прошу извинения за то, что задержал вас и выказал слишком много горячности, – продолжал он с ледяной насмешкой. – Нам не в чем упрекать друг друга, так как призвание этой дамы заключается в том, чтобы переходить из одних рук в другие.

Орлов хотел ответить, но Мариетта подошла к барону и мягко и почти грустно сказала:

– Вы – глупец, мой друг, потому что руководствуетесь предрассудками света, а я их отбрасываю. Я хотела иначе расстаться с вами. Ну, что делать, если это случилось не так. Я буду дружески вспоминать о вас. Прощайте!

Она протянула Бломштедту руку, но он не взял её и, холодно поклонившись Орлову, хотел уйти. Мариетта заслонила ему путь.

– Нет, – воскликнула она, – хотя вы и уходите в гневе на меня, но всё же я не хочу, чтобы случилось несчастье. Я требую от вас обоих – а не один порядочный человек не может отказать женщине в такой просьбе, – чтобы вы оба дали мне честное слово, что всё это не будет иметь никаких дальнейших последствий и что вы никогда ни одним словом не упомянете об этом и не назовёте моего имени.

Бломштедт и Орлов гневно посмотрели друг на друга.

– Я требую этого, – воскликнула Мариетта, – и если вы мне не дадите слова, то клянусь вам, что, несмотря на часовых, я проникну к государю и расскажу ему обо всём, что случилось.

В её глазах светилась твёрдая решимость.

– Она в состоянии сделать это, – сказал Орлов, – хорошо, в таком случае я даю слово, и если, – тихо сказал он, обращаясь к Бломштедту, – наши шпаги скрестятся ещё раз, то мы будем иметь для этого достаточно поводов.

Сказав это, он протянул руку Бломштедту.

Молодой человек с ледяной вежливостью пожал её, повторил, в свою очередь, требуемое Мариеттой обещание и быстро исчез в темноте ведущей на набережную улицы.

Тогда подошёл Потёмкин.

– Товарищ, – сказал он, обращаясь к Орлову, – я погорячился и прошу извинения за свою запальчивость у вас и у этой дамы, если она может простить меня.