Петр III, его дурачества, любовные похождения и кончина

Французский посланник Breteuil писал в январе 1762 года своему двору: «В день наших поздравлений к восшествию на престол, императрица выглядывала крайне огорченной и униженной, и ныне уже известно, что она никакой роли в правлении играть не будет. Она ищет развлечения в философии, но я не думаю, что характер её позволит ей углубиться в такие серьезные работы. Внимание императора к мадемуазель Воронцовой удвоено, и она произведена даже в обер-гофмейстерины почетных дам. Она живет при дворе и пользуется царскими щедротами без конца. Нужно сознаться, удивительный вкус!..» В другом же письме пишет тот же поверенный: «государыня находятся в крайне незавидном положения и пользуется удивительным презрением со стороны ее супруга. Она выносит поведение Петра, а также и надменность Воронцовой с поразительным терпением. Я не могу себе представить того, что императрица, коей силу воли и энергию я так прекрасно знаю, не прибегнет рано или поздно к самым крайним мерам; она имеет приверженцев и друзей, и стоит ей только того пожелать, и они с готовностью рискнут чем бы то ни было для неё. Она выигрывает в глазах решительно всех. Никто так не ревностен в отдании последних почестей покойной царице, как Екатерина. С удивительной строгостью соблюдает она праздники, посты и др. — всё то, на что в России обращается такое серьезное внимание, но чему Петр не придает решительно никакого значении. Одним словом: Екатерина ничего не пропускает, чтобы только лишь импонировать другим и обращает большое внимание на всё то, что может послужить средством к тому. Разумеется самолюбие при этом не последний фактор. Далее, она и посейчас не забывает угрозы Петра, сделанной им еще в бытность его наследником, что-де он поступит с нею так же, как Петр Великий с своей женой: пострижет и упрячет ее… Она за всем следит, и в ней давно уже кипит вся внутренность и ждет только случая прорваться наружу. Здоровье государыни, расстроенное постоянными обидами и тоской, заставляет ожидать самые печальные последствия». — Противоположность между Екатериной и Петром росла с каждым днем всё более и более, и Бретейль повествует далее: «императрица при всём том сохранила характер и ясность ума и пользуется всюду настолько же уважением, насколько Петр общим презрением. Он оскорбляет ее на каждом шагу, Екатерина же отвечает на его обиды повиновением и слезами. Народ видит эти слезы и делит с нею вместе её боль».

Английский посол Кейт того же мнения на этот счет, и он говорит, что «с императрицей в государственных делах не советуются вовсе и вообще видно из всего, что она решительно не пользуется при дворе никаким вниманием».

При парадных приемах, обедах и т. п. её вовсе не видать и, как сообщает Мерси, чтобы не быть свидетельницей безграничного беспорядка и самых непозволительных сцен, присущих этим торжествам, «Екатерина запирается в своих покоях и проводит целые вечера и ночи в самых горячих слезах».

Последними словами добродушный француз нашей матушке-царице уж слишком услужил, она действительно в ту пору немало рыдала и страдала нервами, но о причине этих слез рассказал бы нам лейб-акушер её величества совсем иное: она была беременна от Орлова (графом Бобринским!). Да к тому же если она и держалась в стороне от петровских попоек и скандальных пиршеств, то и это происходило не из чувства особого приличия, с которым она данным давно порвала всякие связи, а просто сидела взаперти и в тиши пировала и безобразничала, быть может куда неприличнее еще Петра и его гостей, со своими любовниками: там Петр с Воронцовой, здесь же Екатерина со своими широкоплечими virorum obscurorum…

Далее напомним еще, что Петр воспретил придворному ювелиру Паузье отпускать бриллианты царице, хотя, как передает этот Паузье, Екатерина и не имела почти что никаких драгоценных камней или золотых вещей, так что любая купчиха или придворная дама могла куда богаче нарядиться и украсить себя, чем самодержица всея России.

Садовнику был дан приказ не давать государыне тех фруктов, которым она отдает особое предпочтение. С гоф-дамами Петр обращался настолько бестактно и внушал им такие инструкции, что их отношения к Екатерине стали далеко не таковыми, как это должно быть по положению. Почетом как к монархине, она давно уже вовсе не пользовалась!

Граф Гордт, шведский уполномоченный, рассказывает в своих записках, что на одном из торжественных приемов, когда зал был переполнен всевозможными сановниками, генералами и пр., удостоился он чести беседовать с государыней, как вдруг подходит к нему Петр и уводит его на совершенно другой конец комнаты, прервав таким образом разговор и заставляя одураченную царицу покраснеть со стыда… Да таков был этот юродивый правитель, но и это еще не всё, что о нём сохранила для нас заботливая история…