Петр Лещенко. Все, что было… Последнее танго

Борис-старший пришел на эстраду как куплетист. Потом создал оркестр, которым руководил. Ренский готовил развлекательные программы, в которых с оркестром выступали певцы, музыканты, танцоры. Но главным всегда оставался сам Ренский. Он был прекрасным конферансье, мог спеть куплеты на злобу дня, станцевать, он читал фельетоны и дирижировал оркестром. Постоянной концертной площадкой в Москве у оркестра Ренского был сад Баумана.

С Борисом Ренским я проработала шесть лет. Когда у Андрианова случился инфаркт, из оркестра пришлось уйти, чтобы ухаживать за Володей. Увы, он так и не выкарабкался. Я вернулась в Москонцерт и участвовала в сборниках, которые проводились на стадионах всей страны и назывались «Кино + Эстрада». В афише мое имя значилось рядом с Черкасовым, Бабочкиным, Андреевым, Бернесом.

Мне хотелось иметь свою сольную программу. Собрала музыкантов. Несколько репетиций – и мы готовы были предстать перед худсоветом. Пришли на Совет. Прокатали – и правда, хорошая получилась программа. В зале сидели наши же коллеги, были и композиторы, актриса Рина Зеленая. Повисла ничего хорошего не обещающая тишина. Помню, Людочка Зыкина первой подошла ко мне, она не была в Совете: «Ты – молодец! Показала им, как надо». И вот тишину, воцарившуюся в высоком Совете, прорвала критика: недопустимо исполнение западных песен, пусть даже в русском изложении, подтанцовывать певице не обязательно, скромнее надо быть. И так на полтора часа. Когда председательствующий спросил мнение Рины Зеленой, она резко ответила: «О чем тут думать? Хорошая программа, отличное исполнение, что еще нужно?» От Зеленой услышать такую оценку было очень приятно. Но программу не приняли, а я не стала воевать.

Перед пенсией меня включили в график гастрольных выступлений с коллективом под руководством известного иллюзиониста Дика Читашвили. У него было несколько солистов, эстрадный ансамбль под управлением Эдуарда Кумелана. В первом отделении выступали все привлеченные артисты, а во втором Дик пел один. Иногда исполнял и незалитованные песни, но ему везло, жалоб с мест, где мы гастролировали, не поступало.

Перед уходом на пенсию я еще раз замуж вышла за прекрасного музыканта Эдуарда Кумелана – на семнадцать лет моложе меня. Был он какой-то неприкаянный, без своего угла. А подружились благодаря твоим записям. У меня сохранились пластинки студии «Колумбия». Эдик хорошо разбирался в твоем репертуаре, он и помог мне привести в порядок дискографию. Те записи, которые мы не нашли, Эдуард приобрел на черных рынках. Практически ко всему репертуару написал клавиры.

Вскоре Эдуард ушел из жизни. Перестройка, работы в Москонцерте не было, он с музыкантами работал по электричкам, в переходе метро. Простудился сильно, в больнице пролежал, вышел и неплохо себя чувствовал, но – инсульт. После того как я похоронила Эдика, совсем от всех отгородилась. Но ты мне послал добрых друзей. Уж четверть века они меня оберегают, помогают мне. Но, к сожалению, мы долго ничего не могли узнать о твоей судьбе через службу безопасности. Ответ был один: наша служба к аресту отношения не имеет. Мое дело из архива КГБ Киева удалось заполучить. Знакомство с ним было полезным, но и горьким. Без разочарований не обошлось. Те, кому верила, не по злобе, но дали показания против нас с тобой.

Нынешний президент Румынии Траян Бэсеску год назад настоял на том, чтобы были обнародованы архивы Секуритате – документы и свидетельства о репрессиях в Румынии. Его политические противники воспротивились этому и настояли на отправке президента в отставку. Но жители Румынии повторно проголосовали за Бэсеску.

Архивы увидели свет. В «белой книге» жертв коммунистического террора Петру Лещенко отведена лишь одна короткая строка: «LESCENCO, Petre. Artist. Arestat. A murit în timpul deteniei, la penitenciarul Târgu Ocna. (Лещенко, Петр. Артист. Заключенный. Умер во время пребывания в тюрьме Тыргу Окна)».

Это все, что осталось от счастья

Вернувшись из лагеря, я по крохам собирала фотографии, пластинки, письма, документы – все, что связано с нашей жизнью. Но у собранных вещей не было главного – духа нашего дома. Чем дороги старые фотоальбомы? Ощущением тепла родных рук, которые время от времени рассматривали и перебирали эти фотографии. Как-то публицист и кинодраматург Ирина Ракша рассказала, что у нее сохранилась шкатулка с лайковыми перчатками ее бабушки Надежды Плевицкой. Время и моль повредили ткань, но когда шкатулка открывалась, ощущался легкий аромат духов. Узнав любимые духи бабушки, можно было многое досказать о ней, ее пристрастиях. Фотографии, которые я переснимала, собирая у знакомых, хранят чужие прикосновения. Они молчат. Горько, как будто я – человек без прошлого.

Часто открываю, увы, только мысленно, твой заветный чемоданчик, в котором хранились программки концертов, фотографии с автографами твоих знакомых, друзей. Были тетрадки, в которые ты записывал свои песни и стихи авторов, которые тебе нравились. Как жаль, что только в памяти остался у меня такой чемоданчик воспоминаний.