Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус

Как и многие его современники, в том числе и из либерального лагеря, он видел в монархии единственное средство обеспечить целостность империи. «Меня, – говорил он, – все считают за заядлого монархиста, реакционного защитника самодержавия, неисправимого “мракобеса” <…> и не предполагают, что я, может быть, по своим взглядам являюсь самым убежденным республиканцем, ибо я на самом деле считаю наиболее идеальным для всякого народа такое положение вещей, когда население может иметь во главе управления им же самим избранного достойнейшего гражданина президентом. Для некоторых стран подобный идеал по тем или иным счастливым условиям становится доступен. Этого ни в коем случае нельзя сказать про нашу обширнейшую и разнохарактерную Российскую империю, где по чисто практическим соображениям техника управления и целостность требуют наличия исторически сложившегося царского стяга. Не станет его – распадется Россия. Таков неминуемый закон природы Российской государственности»[754].

Не менее важной представлялась П. Н. Дурново и социальная сторона вопроса. Монархия и чиновники, ею поставленные, по его мнению, ближе и понятнее народу, нежели помещики и фабриканты, заседающие в Думе в качестве октябристов и кадетов. Не без оснований отказывался он видеть в Государственной Думе выразителя и защитника народных интересов: «Необходим искусственный выборный закон, мало того, нужно еще и прямое воздействие правительственной власти, чтобы обеспечить избрание в Государственную Думу даже наиболее горячих защитников прав народных». Монархия в России, по его представлению, выполняет роль «беспристрастного регулятора социальных отношений» и тем, единственная, способна предотвратить или «усмирить» социальную революцию[755].

Д. Ливен видит «еще одно циничное объяснение» приверженности к самодержавию многих сановников, в том числе и П. Н. Дурново, – в возможности «при абсолютной монархии добрых услуг одного высшего чиновника другому» и в использовании «государственной казны, в основном с императорского согласия (т. е. законно. – А. Б.), для спасения коллеги от финансовых затруднений»[756]. Такое действительно бывало. Следует заметить, однако, что так случается и при других формах государственного строя и определяется не характером последнего, а самим положением правящего слоя общества как трудно контролируемой и, по сути, безответственной группы. Заметим также, что материальная (почему «циничная»?) основа приверженности монархии того достаточно узкого круга, к которому принадлежал П. Н. Дурново, не исчерпывалась только возможностью добрых услуг друг другу за счет казны (что, впрочем, и бывало-то весьма редко, в виде исключения). Сюда следует отнести высокие оклады, персонально назначаемые лично царем; аренду; широкую практику пособий «на переезд и обзаведение», «лечение», «погребение» и т. п.; высокие пенсии вдовам и незамужним дочерям умерших сановников и многое другое[757]. Однако и это не составляет особенности монархического строя: при любой форме государственного строя складывается высший слой чиновничества, который «хорошо устраивается» и уже в силу этого оказывается ее приверженцем.

Еще более прагматичен П. Н. Дурново был в вопросе о форме монархии. До декабря 1905 г. главным, что определяло его позицию в этом вопросе, была убежденность в том, что не может быть самодержавия без самодержца[758], и П. Н. Дурново был готов служить конституции[759]. Однако он счел конституцию преждевременной, как только осознал узость социальной базы российской оппозиции, ее бессилие и неспособность оградить страну от социальных потрясений. Следует, пожалуй, отнести П. Н. Дурново к тем немногим, которые, по наблюдениям В. А. Маклакова, «признавали, что торжество либеральных идей и конституционных начал было гораздо больше связано с сохранением монархии, чем с победой Революции»[760].

Сложившийся в результате революции 1905–1906 гг. т. н. «новый строй» (царь утратил право автономно издавать законы и распоряжаться бюджетом, но сохранил всю полноту исполнительной власти), так не устраивавший ни монарха, ни оппозицию, вполне, по-видимому, примирил П. Н. Дурново. Вся его деятельность в Государственном Совете прошла под знаком борьбы с действительными и мнимыми попытками расширить компетенцию и полномочия Думы. В то же время, как и многие из правых, П. Н. Дурново не поддержал царя в стремлении если не вернуться к дореволюционному порядку вещей, то хотя бы сделать Думу законосовещательной. И причина тут не столько в страхе перед революцией, сколько в новых возможностях, которые постепенно осознавались и осваивались.