Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус

Сменивший тут И. Ф. Лихачева А. А. Попов «решил во что бы то ни стало стащить его на вольную воду и, снова включив его в списки флота, пустить в плаванье по морям». 31 мая 1862 г. «Гайдамак» стащили с мели, отвели на буксире в де Кастри, а затем – в Шанхай, и через 1½ месяца клипер, «как возродившийся феникс, уже красовался на рейде чистеньким и обновленным»[231].

Полтора месяца плавал гардемарин флота П. Дурново на транспорте «Японец»[232] под командой капитан-лейтенанта Н. Я. Шкота у берегов Восточной Сибири. Здесь он, возможно, встретился с К. Станюковичем: 2 ноября 1861 г. последний, выписавшись из Владивостокского лазарета, был приписан к транспорту.

18 ноября 1861 г. П. Дурново переведен на клипер «Наездник»[233] под командой капитан-лейтенанта Ф. Н. Желтухина. Здесь он впервые встретился с юнкером А. А. Бирилевым, ставшим впоследствии его сочленом по Совету министров и Государственному Совету.

С 6 мая по 16 августа 1862 г. П. Дурново на корвете «Посадник»[234] под командою флигель-адъютанта Н. А. Бирилева в плаваньи у берегов Китая и Японии.

С 16 августа по 7 ноября 1862 г. П. Дурново на лодке «Морж»[235] под командою лейтенанта А. М. Линдена в плавании у берегов Китая и Японии. 27 августа приказом по флоту 19-летний П. Дурново произведен в мичманы (он стал получать 340 рублей жалования и 114 руб. 30 коп. квартирных). Здесь он познакомился с мичманом Ф. К. Авеланом, будущим адмиралом (1905) и членом Государственного Совета (1914).

7 ноября 1862 г. мичман П. Дурново назначен вахтенным офицером на корвет «Калевала»[236] под командой капитан-лейтенанта Ф. Н. Желтухина. Здесь он снова встретился с юнкером А. А. Бирилевым. Корвет заходил в Нагасаки, на два месяца его ставили в док в Шанхае. В таких случаях команда сходила на берег.

«Нагасаки, – пишет А. К. Де Ливрон, – был всегда нашим излюбленным портом. Близ этого города через залив, в углу рейда, находится небольшая японская деревня Инаса, куда обыкновенно свозились команды на прогулку. Там все, не исключая детей и женщин, довольно сносно объяснялись по-русски. В Инасе еще жил тогда старик Сига, бывший бонза местного храма, и наши поставщики».

Атмосфера среди офицерской молодежи была непринужденной. «В каютах, – вспоминал А. К. Де Ливрон, – мы обыкновенно обсуждали разные повседневные служебные вопросы судовой жизни, а также рассказывали анекдоты, строили планы на будущее и, наконец, вспоминали свои береговые похождения. Это были вполне невинные собрания, и они всегда носили характер взаимных дружелюбных отношений, которые не имели ничего общего с служебными интересами. В то счастливое время морской ценз еще не существовал, так что мы были совершенно свободны от тисков зависти, карьеризма и заискивания перед начальством»[237].

После Шанхая «Калевала» ушла во Владивосток, а весной 1863 г. команда корвета в составе экспедиции подполковника корпуса флотских штурманов В. М. Бабкина занималась исследованиями залива Петра Великого. На карте появились гидрографические названия по именам судов Тихоокеанской эскадры и в честь ее офицеров. Поздравил и Ф. Н. Желтухин своих офицеров: три рядом стоящих из островов Римского – Корсакова получили имена мичманов, служивших тогда на «Калевале» – Я. А. Гильтебранта, А. К. Де Ливрона и П. Н. Дурново. (Легко представить, какие чувства переполняли молодых офицеров от сознания своей причастности к большому русскому делу – закреплению и освоению обширного богатого края.)

Вскоре грозные события отвлекли моряков от мирных занятий. 22 января 1863 г. в Варшаве восстали поляки. Англия, Франция и Австрия предъявили России ноты. «Вероятность войны, – вспоминал позднее И. И. Чайковский, – признавалась настолько возможною и близкою, что приходилось задумываться над всем нашим флотом, в то время сосредоточенным в Финском заливе. Пока дипломатические переговоры шли усиленным темпом, на столбцах газеты “Голос” появилась дельная статья, подписанная буквою “К”, рекомендовавшая во избежание повторения участи затопления кораблей нашего Черноморского флота в Севастополе в 1855 году выслать эскадру из лучших наших судов в Атлантический океан, которая, имея базу у берегов Америки, могла бы крейсировать по океану, в случае войны с Францией и Англией, мешать их внешней торговле, захватывать их суда торгового флота. Статья эта была доложена государю императору, который, признав эту идею вполне отвечающей настроению политического положения, приказал узнать, кем написана эта статья. Автором ее оказался недавно вышедший в отставку капитан-лейтенант (окончивший курс офицерских классов) Н. В. Копытов. <…> Кроме государя, генерал-адмирала, управляющего морским министерством и Н. В. Копытова, никто в план действий посвящен не был. Выполнение всей задачи было экстренно-спешное и строго-секретное. Каждый из командиров должен был получить секретный пакет за печатями, на вскрытие которого будет дано особое приказание»[238].