Петр Николаевич Нестеров

Хотя Петр Николаевич отлично знал теорию и практику воздухоплавания, хотя он имел порядочный опыт в воздушном наблюдении с привязных аэростатов, все его старания пройти курс в укороченный срок были безрезультатны. Никто не хотел ломать установленный распорядок ради одного, хотя бы и преуспевающего обучающегося. Поэтому Нестерову пришлось пробыть в воздухоплавательной школе почти целый год — с октября 1911 по конец августа 1912 года.

В июне 1912 года с Петром Николаевичем произошел любопытный эпизод, малоизвестный не только читателям, но и авиационным историкам. В это время вблизи Гатчины, в деревне Сализи должны были состояться испытания специального авиационного парашюта, изобретенного Глебом Евгеньевичем Котельниковым.

Испытать парашют взялись Петр Николаевич и его друг по школе — Дмитрий Сергеевич Николаев, позже перешедший вместе с ним из воздухоплавательной школы в авиационную.

Оба они изрядно волновались, поскольку дело предстояло неизведанное и, как казалось, опасное. Они не спали всю ночь, а когда спозаранку приехали утром в Сализи, то их… немедленно отправили под арест па гауптвахту!

Таково было распоряжение генерала Кованько. Для испытания срочно сфабриковали пресловутого «Ивана Ивановича Пескова» — человекообразное чучело, заполненное песком до веса человека. Парашют сбрасывался с привязного аэростата.

И даже после удачного завершения испытания с манекеном Кованько еще долго продолжал утверждать, что если бы на парашюте спрыгнул живой человек, то при раскрытии парашюта у него обязательно оторвались бы ноги!

Вскоре после этой «вынужденной посадки» на гауптвахту Нестеров случайно узнал, что с ним намерены сыграть плохую шутку. Хотя всем было известно о мечте Петра Николаевича перевестись в авиационный отдел, генерал Кованько и прочие руководители школы — «полковники от пузырей и колбас», как их иронически называли летчики, — не захотели с этим посчитаться. Подготовляя распределение офицеров-воздухоплавателей, оканчивавших школу в 1912 году, они наметили кандидатуру поручика Нестерова на вакансию в… дальневосточную воздухоплавательную роту! Снова Петру Николаевичу грозило крушение всех его планов.

И тогда, на этот раз строго соблюдая субординацию, Нестеров подал пространный рапорт с упоминанием, как и почему он попал в воздухоплавательную школу, и с новой просьбой о назначении в авиационный отдел.

Рапорт П. H. Нестерова о переводе его из воздухоплавательной школы в авиационную. (Фотокопия с подлинника.)

Пока этот рапорт путешествовал по инстанциям, подошел срок окончания курса. Судя по тому, что рапорт в конечном счете был возвращен Петру Николаевичу без всяких резолюций (только с отметками на обороте о времени получения и передачи по инстанциям), можно считать, что командование воздухоплавательной школы заняло выжидательную позицию и долго держало рапорт под сукном. Хотя генерал Кованько мог бы собственным приказом перевести Нестерова в авиационный отдел, ему же подведомственный, он с этим не спешил. Пусть, мол, поручик, когда подойдет срок, сдаст все испытания, положенные для оканчивающих воздухоплавательную школу, а там видно будет…

Снова отправился Петр Николаевич к Яцуку в школу аэроклуба и поведал там о своих невзгодах. В числе слушателей его возбужденного рассказа оказался и частый гость авиационной школы — старый революционер-народник шлиссельбуржец Николай Александрович Морозов, к тому времени освобожденный царским правительством из крепости. Они с Яцуком обещали свою помощь…

Вот последний перед выпуском свободный полет. Полет, выполненный Нестеровым 18 августа 1912 года, вошел в летопись школы как один из наиболее выдающихся: аэростат продержался в воздухе 13 часов и, пролетев над Ладожским и Онежским озерами, опустился в 800 верстах от Петербурга, в 160 верстах от Архангельска.

И только после этого, похвалив Петра Николаевича за то, что он стал хорошим воздухоплавателем, А. М. Кованько вдруг сказал: «Ну, а теперь, поручик, бог с вами, отправляйтесь в Гатчину к своим аэропланам… Они ведь теперь и впрямь летают!»

На следующее утро Нестеров уже был в Гатчине. Аэродром авиационного отдела школы располагался около самого вокзала. Еще не сойдя с поезда, Петр Николаевич увидел низко-низко летящий самолет и с замиранием сердца почувствовал, что теперь-то уже скоро и сам он вот так же полетит.

Прежде всего нужно было представиться новому начальнику, а к вечеру недалеко от аэродрома Петр Николаевич уже подыскал себе маленькую квартирку. Приходилось жить на два дома: учитывая сырой петербургский климат, он не хотел выписывать в Гатчину Надежду Рафаиловну с детьми.

Но и теперь злоключения Нестерова, оказывается, еще не закончились: ему и Д. С. Николаеву, вместе с ним переводившемуся в авиационный отдел, было назначено явиться на медицинскую комиссию. И оба они были признаны негодными к службе в качестве летчиков!

Что делать? Решили подкараулить председателя комиссии, когда он будет итти из школы на Гатчинский вокзал, и упросить его изменить свое решение.