Петр Окаянный. Палач на троне

По мнению Н.И. Костомарова (вообще-то всегда очень точного и объективного в своих оценках), в лице Петра I умирал монарх, который «как историческая личность представлял собой своеобразное явление не только в русской истории, но и в истории человечества» [81] .

«В страшных страданиях физических, с полным признанием человеческой слабости, с требованием подкрепления свыше, подкрепления религиозного, умер величайший из исторических деятелей», – вторит ему С.М. Соловьев [82] .

Почти современный писатель Н. Дубов тоже высказывается о смерти Петра как о высокой трагедии: «Рухнул великан, и рука, которая, играючи, махала топором, кузнечной кувалдой, держала корабельный штурвал, ворочала пушки, не удержала грифеля. «Отдайте все…» – последней натугой нацарапала она и упустила грифель» [83] .

Таков обычный стиль высказываний, звучащих уже третье столетие. Стало своего рода интеллектуальной традицией угадывать – а кого мог бы назвать Петр, чье имя он хотел вписать, да не успел?!

Н.М. Костомаров думает даже, что Петр мог бы воспитать внука Петра Алексеевича как сына и таким образом выйти из династического тупика. Для того, мол, и нужен был Указ о престолонаследии – чтобы при «назначении» наследника можно было «прыгнуть» через целое поколение в династии.

Диссонансом в этом хоре звучит высказывание не историка, не философа, а писателя, А.А. Бушкова: «Печальный итог в том и состоит, что сам Петр не мог не понимать: наследство оставить некому! Супружница Екатерина глупа, распутна и откровенно спивается. Елизавете всего шестнадцать. Внуку Петру Алексеевичу десять. Молодые племянницы Анна и Екатерина замужем за иностранными князьками… Племянница Прасковья умом не блещет. НАСЛЕДНИКА НЕТ. Чье имя ни напиши – он или она неминуемо станут игрушкой в руках приближенных – казнокрадов, мотов, озабоченных лишь собственным преуспеянием… Не мог Петр этого не понимать. Прекрасно знал. А потому – нет никакой загадки. «Завещание», можно ручаться, осталось недописанным не потому, что холодеющей руке не хватило какой-то минуты. Петр, несомненно пытавшийся предугадать ход событий после своей смерти, попросту осознавал: называть чье-либо имя бесполезно. Потому что не будет продолжателя» [84] .

Мнение А. Бушкова хоть и косвенно, но подтверждает такой мощный исследователь эпохи, как В.В. Мавродин: «Но он был болен, и не только телом, но и душой. Чувствовалась безмерная усталость. Все один и один. За всем следи, обо всем подумай, каждого проверь, а не проверишь – и лучший друг окажется казнокрадом, лихоимцем, себялюбцем. Петр все чаще опускал руки, становился вял, задумчив. Окружающие видели в глазах царя усталость и столь чуждое ему раньше безразличие ко всему, а порой и тоску. Петр испытывал неудовлетворенность всем сделанным, чувствовал собственное бессилие и невозможность завершить осуществление своих обширных замыслов» [85] .

В сущности, А.А. Бушков и В.В. Мавродин сказали почти одно и то же, хотя и разными словами: в последние месяцы, быть может, и годы Петр ощущал бессмысленность, бесперспективность того, что он сделал за свою не очень-то длинную жизнь. Усталым, скучным, «чрезмерно усталым» стал человек всего 52–53 лет. Возраст, конечно, не юношеский, но не только сегодня, и в те времена тоже – никак не возраст дряхлости и приближения к смерти.

«Из меня познайте, какое бедное животное есть человек», – говаривал неузнаваемый Петр.

Впадать в смертную тоску, утрачивать вкус к жизни и, по существу, пассивно ждать смерти в этом возрасте, кроме душевной болезни, может заставить человека только полное разочарование в том, что он делал всю жизнь, неверие в то, что дело это может быть продолжено. Впрочем, и умирать после всего содеянного Петром, наверное, невыносимо страшно – особенно если верить в Высший суд и в то, что отвечать придется за все. А он, вне всякого сомнения, верил.

Был он и физически болен. Перенапряжение, дикие излишества, недолеченные болезни подкашивали организм. Подозревали и сифилис.

А династические дела новоиспеченной Российской империи после смерти ее первого императора, Петра, выглядят куда как печально. По всем законам, наследует престол старший сын… Но царевич Алексей казнен как предатель, а другого наследника так и нет.

Позволю себе высказать суждение, быть может, крайне несовременное и, во всяком случае, противоречащее материалистическому толкованию событий. Но есть в истории моменты, когда Промысел Божий в истории и в отношениях людей заявляет о себе так громко, что его просто невозможно не услышать. Ведь когда мрут один за другим сыновья Петра от Марты Скавронской, получается, что царь-людоед, сожравший собственного сына, все же не может создать династию на костях своего старшего ребенка. Дан тебе старший сын, от первой жены, которая от Бога?! Дан. А если ты не способен распорядиться тем, что подарено, так не воображай, что сможешь продолжить свою династию так, как тебе втемяшилось, а уж тем более поправ дарованное.