Петр Окаянный. Палач на троне

В 1703 году Андрей Андреевич Виниус под угрозой отставления от службы обращается к Меншикову: просил о заступничестве, принес три коробочки золота, 150 золотых червонцев, 300 рублей денег и дал письмо с обязательством выдать 5000 рублей и 7 коробочек золота.

Меншиков передает письмо царю, в котором сообщает, что Виниус оправдался совершенно. А одновременно шлет царю другое письмо, в котором объявляет, что А. А. Виниус ни в чем оправдаться оказался не способен (после чего старик с перепугу бежит за границу)…

Виниус по вкусам, взглядам был совершенно обрусевшим человеком и, когда в 1708 году оказался за рубежом, очень быстро стал слезно просить позволить ему вернуться умирать на родину. К чести Петра, он не стал преследовать 65-летнего старика и вернуться позволил.

В этой истории характерно многое – и нравы приближенных Петра, и незначительные, в общем-то, суммы, присвоенные Виниусом. Ну что поделать, в другие времена он воспитывался, не умел толком воровать….

Петр, как всегда, нашел выход из положения: стал вводить новые бюрократические системы для надзирания за прежними!

В чем его опыт действительно уникален, так это созданием специальной службы фискалов, то есть официальных доносителей. В марте 1711 года 500 чиновников, официально именуемых фискалами, возглавлялись обер-фискалом, и их единственной официальной же службой было «выведывать случаи злоупотребления и доносить Сенату, невзирая на чины и звания».

Если даже фискал сделает ложный донос, но по незнанию деталей, не страшно: Петр полагал, что «лучше недоношением ошибиться, чем молчанием». А какой же фискал сознается, что все детали дела знал и донес не по ошибке, а из душевного паскудства?!

Впрочем, в роли фискалов очень часто работали и прибыльщики, которые могли находить доход государству как раз в том, чтобы отыскать злоупотребившего чиновника и заставить его «поделиться» с государством (и с самим прибыльщиком, которому шла часть «добычи»).

Петру вообще было свойственно «делиться» с тем, кто помогает осуществлять на практике его указы. Так поступали короли Запада во время колониальных войн, когда все солдаты, в зависимости от ранга, получали свою долю награбленного. И когда сэра Роберта Клайва, главнокомандующего войсками Ост-Индской компании, отдали под суд, он спокойно и цинично рассказал, откуда у него деньги: «Алмазов было не так много, всего несколько корзин. Вот изумрудов мы собрали две или три бочки… Лично себе я взял всего двести тысяч фунтов. Я удивляюсь свой скромности, джентльмены». Скромности Роберта Клайва и впрямь остается только удивляться, потому что двести тысяч фунтов – это одно из крупнейших состояний тогдашней Англии.

Но ограбление Бенгалии – реалии колониальной войны. А Петр перенес их на свою собственную страну, на Московию. Скажем, в 1705-м вышел очередной указ: ловить нищих, сдавать в солдаты, а дряхлых или совершенно больных – в монахи; нищим запрещалось подавать. Кто хочет заниматься благотворительностью, пусть отдает деньги в Монастырский приказ, там им найдут применение. Много ли нашлось желающих отдавать деньги в Монастырский приказ, трудно сказать. Но был и такой пункт указа: если кого-то будут ловить подающими деньги нищему, тех следует вести в Монастырский приказ и брать штраф. Половина штрафа идет в казну, вторая половина – тому подьячему, который поймает подающего милостыню. Вот подьячие и ходили по улицам города с солдатами и ловили тех, кто подавал.

Чем эта практика отличается от практики ограбления Бенгалии англичанами? Разве масштабами: ведь двухсот тысяч фунтов никакими батогами не выбьешь из жалостливых купчих, а изумруды трудно отыскать в шапках у нищих.

Из гвардейцев Петр учредил особые комиссии по расследованию работы учреждений и отдельных людей. Комиссии состояли из офицеров трех рангов: майора, капитана и поручика. Комиссия официально, особым указом получала полномочия рассматривать дела не по закону (да и все равно ведь в юриспруденции офицеры не смыслят), а «согласно здравому смыслу и справедливости».

Позволю себе недоуменный вопрос: чем отличаются эти комиссии от ревтроек, вершивших дела «согласно революционному правосознанию»?

Но даже коммунисты не сажали членов ревтроек на заседания других государственных органов. А у Петра

даже на заседаниях Сената сидел гвардеец, которому вменялось в обязанность арестовывать тех, кто будет вести себя «неподобающе и неблагопристойно». А члены Сената, по словам посланника Вебера, «должны были являться к какому-то лейтенанту, который судил их и требовал у них отчета».

Ехидный вопрос: и Петр еще всерьез хотел, чтобы Сенат не на словах, на деле похож был на тот, на древнеримский Сенат?!