Петр Первый

Дальнейшее путешествие Петра по Франции показало, что далеко не все вкусы и привычки русского царя были учтены французским двором, и Петр многократно ставил в затруднение лиц, которым поручались заботы о его комфорте. В одних случаях он проявлял безразличие к этому комфорту, в других — давала о себе знать стеснительность. В Кале он отказался ехать в карете и попросил, чтобы ему, как и другим лицам, была предоставлена двуколка. С трудом были разысканы двуколки, но царю они не понравились, и он из Булони отправился в экипаже собственной конструкции: на каретные дроги он распорядился поставить кузов своей двуколки. Ему пытались объяснить, что он рискует быть опрокинутым, так как крестьянские лошади не привыкли к таким экипажам. Доводы, нисколько не подействовали на царя, и он пожелал, чтобы приказание была выполнено незамедлительно.

В Амьене епископ три дня хлопотал, чтобы принять у себя царя. Но заботы епископа, о торжественном обеде, фейерверке, иллюминации и концерте оказались напрасными. Петр, торопливо проехал по городу, не желая ни останавливаться, ни видать кого бы то ни было. Торопливость царя объясняли тем, что он много слышал о любопытстве жителей Амьена и поэтому не пожелал показываться толпе.

В Бове тоже прилагали немало усилий к пышной встрече Петра. «Я солдат и когда найду хлеб да воду, то я буду доволен», — ответил царь, когда ему сообщили о приготовленном обеде в Бове.

Перед въездом в Париж Петр наконец сел в королевскую карету, но решительно отказался жить в отведенных для него роскошных апартаментах Лувра. Он зашел в приготовленное для него помещение, бегло осмотрел его убранство, взглянул на стол, сервированный 800 большими и малыми блюдами, отломил ломтик бисквита, отведал немного вина и потребовал себе более скромную резиденцию. Просьба была удовлетворена, но отель Ледигьер, по мнению царя, тоже оказался слишком роскошным. Выход из положения нашел сам Петр: он вытащил из фургона свою походную постель и устроился на ночлег не в спальне, а в гардеробной.

В одном случае Петр все же должен был поступиться своими привычками: отель Ледигьер находился рядом с Арсеналом. Царю, конечно, очень хотелось заглянуть в Арсенал, равно как ж пройтись по улицам Парижа, но этикет требовал, чтобы он сидел в четырех стенах до официальных визитов. На третий день после приезда в Париж он пишет Екатерине: «два или три дня принужден в доме быть для визит и протчей церемонии, ж для того еще ничего не видел здесь; а с завтрее или после завтрее начну всего смотреть. А сколько дорогою видели — бедность в людях подлых великая».

Началась будничная жизнь в столице Франции. Успех переговоров объяснялся, в частности, обстановкой непроницаемой тайны, в которой они велись. О подлинных целях приезда царя в Париж долгое время никто не знал.

Уполномоченный французского двора, которому было поручено сопровождать путешественников по Франции, доносил: «До сих пор я не узнал действительной причины путешествия царя, кроме простого любопытства и некоторой врожденной любознательности». Испанский посол в Париже, настороженно относившийся к приезду Петра, тоже считал, что ближайшей причиной путешествия было простое любопытство.

В Париже и его окрестностях находилось множество разнообразных достопримечательностей, достойных внимания Петра. Но не ради только этого он прибыл вместе с дипломатами в столицу Франции. В то время как Куракин и Шафиров встречались за столом тайных переговоров с французскими дипломатами, царь имел несколько конфиденциальных встреч с регентом малолетнего французского короля герцогом Орлеанским. Наносил он и официальные визиты, устраивал приемы, причем своим поведением смущал придворных. Церемония встречи с семилетним королем Людовиком XV была детально разработана королевским советом, но Петр и здесь не стал придерживаться условностей. Он встретил Людовика, приехавшего в сопровождении гвардии, у выхода из кареты и вместо взаимных поклонов и приветствий схватил короля Франции на руки и поцеловал, сказав при этом: «Это не поцелуй Иуды». О встрече с королем царь писал Екатерине: «Объявляю вам, что в прошлый понедельник визитовал меня здешней каралища, который пальца на два более Луки нашего, дитя зело изрядное образом и станом, и по возрасту своему довольно разумен, которому семь лет». Лука — любимый карлик, сопровождавший царя в заграничной поездке.