Петр Столыпин. Последний русский дворянин

Кадровая политика государя – отдельная песня. Создавалось впечатление, что большего антимонархиста на троне, чем сам царь, невозможно было найти, ибо он из плохого и очень плохого решения всегда выбирал наихудшее. Так дискредитировать трон еще надо было постараться. Витте вспоминал, что Николай как-то рассказал ему о беседе со своим наставником Константином Победоносцевым, обер-прокурором Синода, к которому царь обратился с просьбой посоветовать ему нового министра внутренних дел – Плеве или Сипягина. Идол российского консерватизма и большой поклонник Достоевского, знавший цену всем в окружении монарха, честно заявил: «Ваше величество, из них один подлец, другой дурак, так что можете назначать любого». «Умный, образованный и весьма начитанный» государь назначил на ключевой пост в своем правительстве их одного за другим. Как раз перед войной с Японией и в период революционного брожения в стране. По этому же принципу на высших постах оказывались генералы Алексей Куропаткин и Владимир Сухомлинов, премьеры Иван Горемыкин и Борис Штюрмер, министры Алексей Хвостов и Александр Протопопов. За каждым тянулся шлейф неудач и катастроф, уголовных дел, а то и банального сумасшествия.

О чем это говорит? Либо о полном неумении подбирать исполнителей, либо о сознательном выборе именно таких, «без лести преданных». Плевать на то, что тебя окружают дураки и подлецы, главное, что верные, предсказуемые и управляемые. Вот эти «социально близкие» всей дружною ватагой и довели страну до ручки, а самого Николая – до Ипатьевского дома. Он и сам, вероятно, знал себе цену, признаваясь в беседе со Столыпиным: «Мне ничего не удается в моих начинаниях. У меня нет удачи. Да и, кроме того, человеческая воля бессильна». Зато этот добряк, узнав, что скончался Витте, пишет жене: «В сердце моем воцарился истинно пасхальный мир». Французскому послу Палеологу страстотерпец уточнил: «Смерть графа Витте есть для меня глубокое облегчение». Понятное дело, с Витте эти номера не проходили.

Отдельная статья – сама императрица Александра Федоровна. Тут уж окружающие и подавно скупы на добрые слова. Витте, не пожалевший в своих «Воспоминаниях» династию, писал: «Женился на хорошей женщине, но на женщине совсем ненормальной и забравшей Его в руки, что было не трудно при Его безвольности… Императрица не только не уравновесила Его недостатки, но, напротив того, в значительной степени их усугубила, и Ее ненормальность начала отражаться в ненормальности некоторых действий Ее Августейшего супруга». Экс-премьер называет ее «странной особой» с «тупым эгоистическим характером и узким мировоззрением».

Можно, конечно, заподозрить экс-премьера в предвзятости, однако факты свидетельствуют явно не в пользу Ники и Аликс. Слишком уж много августейшая чета оставила по себе недоброй памяти среди подданных. В первую очередь среди своих собственных подчиненных и честно служивших ей людей.

И уж совершенно не вяжутся с действительностью панегирики об Аликс как только о нежной, заботливой супруге, обожающей Россию и своих подданных, искренне радеющей за ее благополучие и желающей жизнь положить за други своя. А также заявления лизоблюдов об уклонении императрицы от управления государством и минимальном влиянии на царя-флюгера. Особенно в свете распутинской эпопеи, когда вопросы кадровой политики решались в значительной мере не в Царском Селе, а на Гороховой, 64. К примеру, Коковцов в своих записках замечает: «В своем политическом веровании императрица была гораздо более абсолютна, нежели государь… Своими взглядами она делилась исключительно с одними близкими ей людьми, которые не только не пытались разъяснить ей неправильность такого понимания, но, желая укрепить свое собственное положение, только поддерживали ее взгляды. Таким образом создавался постепенно тот заколдованный круг, который все более укреплял ее в своих взглядах, а с людьми несогласными – с ними не стоило и разговаривать, ибо они были ослушниками воли своего Государя».

Некоторые места из переписки августейшей четы делают более рельефным портрет государыни, претендующей на место в сонме праведников.