Петр Столыпин. Революция сверху

Политическая ситуация в России пошла вразнос уже с конца 1916 года. Причем заговорщики особо и не скрывались. По крайней мере, участники «думского» заговора. (Всего заговоров было, как минимум, два. Второй – среди военных.) Причем это были не слухи. В начале января 1917 года начальник Петроградского Охранного отделения К. И. Глобачев предоставил Протопову полный расклад по «думскому заговору». Министр МВД императору ни о чем не доложил. И вообще не хотел ничего делать. В конце концов информацию довели до императора, но реакции никакой не последовало.

С огромным трудом Глобачев добился разрешения на арест так называемого Центрального Военно – Промышленного комитета, который являлся одной из структур заговорщиков. Только это уже ничего не решало.

Но самое главное – Протопопов до последнего момента уверял императорскую чету, что, дескать, все находится под контролем, патетически кричал, что в случае нужды зальет столицу кровью… А реально даже не докладывал ни в Ставку, ни в Царское Село, когда ситуация в Петрограде уже вышла из-под контроля. Точнее – докладывал, что все идет хорошо. Впрочем, остальные члены правительства вели себя точно так же. Была ли это глупость или измена – какая разница?

Вот такие министры были после Столыпина. Неудивительно, что в результате недовольными оказались все. Вот что заявил 3 ноября 1916 года депутат В. В. Шульгин, всю свою жизнь бывший убежденным монархистом:

«Мы терпели бы, так сказать, до последнего предела. И если мы сейчас выступаем прямо и открыто с резким осуждением этой власти, если мы поднимаем против нее знамя борьбы, то это только потому, что действительно мы дошли до предела, потому что произошли такие вещи, которые дальше переносить невозможно».

Если уж монархист такое говорит, то дальше уже некуда. Это значит, что престиж императора упал ниже плинтуса.

Крепкие хозяева

Первая мировая война наглядно продемонстрировала, что аграрная реформа Столыпина была ошибкой по своей идее. Столыпин исходил из либерального мифа, что самые лучшие граждане получаются из собственников. Казалось бы – это очевидно. Если у человека есть собственность, то он обладает ответственностью. И это верно, пока государство развивается спокойно. В самом деле – собственникам не нужны никакие великие потрясения. Но вот когда начинаются проблемы, вроде большой войны, то выясняется – данным господам интересна прежде всего прибыль. А на остальное им наплевать. С началом Первой мировой войны оказалось, что на имевшихся «крепких хозяев» никакие патриотические призывы не действуют. Свой карман им был дороже.

Зажиточные крестьяне отнюдь не торопились продавать хлеб (а другим продавать было особо и нечего). Ждали «настоящей цены», справедливо рассудив, что чем дальше идет война, тем хлеб будет дороже. При правильном хранении зерно можно держать несколько лет.

В самом деле. Довольно быстро стало понятно, что война будет затяжная. А значит – цены на хлеб будут расти. Так зачем продавать сейчас, если можно это сделать потом, с большей выгодой? Причем хлеб чаще всего оседал у мелких перекупщиков. То есть у кулаков.

«Наконец, еще один, близкий русскому человеку довод – поведение во время войны. Россия, как говорил Менделеев, долго вынуждена была жить “бытом военного времени”. Поэтому “прогрессивным” для нее могло считаться только то хозяйство, которое сохраняет свою дееспособность в чрезвычайных условиях. Тяжелым, но предельно показательным экзаменом для двух типов хозяйства – трудового крестьянского и частного – стала Первая мировая война. К концу 1916 г. в армию было мобилизовано 14 млн. человек, село в разных местах потеряло от трети до половины рабочей силы. Как же ответило на эти трудности хозяйство – крестьянское и буржуазное? По всей России к 1915 г. посевная площадь крестьян под хлеба выросла на 20 %, а в частновладельческих хозяйствах уменьшилась на 50 %. В 1916 г. у частников вообще осталась лишь четверть тех посевов, что были до войны. В трудных условиях крестьянское хозяйство оказалось несравненно более жизнеспособным».

(С. Кара – Мурза)