Петр Столыпин. Революция сверху

В качестве примера можно привести семью Танеевых. Представители этой благородной фамилии на протяжении ста лет передавали от отца к сыну должность управляющего личной императорской канцелярией. Последний представитель этого семейства в бюрократическом аппарате Российской империи А. Танеев – широко образованный человек, выдающийся музыкант – вырос при дворе и достиг высшей ступени иерархической лестницы, наследовав должность главноуправляющего канцелярией от своего отца. Кроме всего прочего, он был статс-секретарем, обер-гофмейстером высочайшего двора, членом Государственного совета… Впоследствии, по мнению Мориса Палеолога, Панеев являлся «одной из главных опор Распутина». Очень возможно, потому что дочь Анна Танеева в замужестве носила фамилию Вырубова. Кому это ничего не говорит, поясню – именно она сделала больше всех, чтобы «старец» прописался в царской резиденции.

Недаром уже знакомый нам генерал Мосолов сетует, что «оскудение в России в эту эпоху государственно мыслящими и работоспособными людьми было прямо катастрофическим».

С. Витте писал в этой связи Николаю II: «В России по условиям жизни нашей страны потребовалось государственное вмешательство в самые разнообразные стороны общественной жизни, что коренным образом отличало ее от Англии, например, где все предоставлено частному почину и личной предприимчивости и где государство только регулирует частную деятельность… Таким образом, функции государственной жизни в этих двух странах совершенно различны, а в зависимости от сего должны быть различны и требования, предъявляемые в них к лицам, стоящим на государственной службе, то есть к чиновникам. В Англии класс чиновников должен только направлять частную деятельность, в России же, кроме направления частной деятельности, он должен принимать непосредственное участие во многих отраслях общественно-хозяйственной деятельности».

То есть если в Англии сойдут и исполнители-чиновники, то в России в тех условиях требовались люди по серьезнее.

Правый кадет А. С. Изгоев писал в конце 1907 года: «Среди двух правящих наших классов, бюрократии и поместного дворянства, мы напрасно стали бы искать конституционных сил. Интересы этих классов не могут быть ограждены при господстве в стране правового строя. Эти классы не способны осуществить конституции даже в формальном ее смысле».

В июне 1912 года перед открытием Думы тогдашний премьер В. Коковцов, сменивший Столыпина, недалекий, но усердный бюрократ, обратился ко всем ведомствам, чтобы узнать, что там собственно творится? И что же? Как с горечью отметил премьер, «ни одно ведомство не выдвинуло проектов, хотя бы отдаленно напоминающих меры, направленные на приспособление к буржуазному развитию страны и вообще заслуживающие название реформ».

Философ С. Н. Булгаков писал о дворянах: «Ах, это сословие! Было оно в оные времена очагом русской культуры, не понимать этого значения русского дворянства значило бы совершать акт исторической неблагодарности, но теперь это – политический труп, своим разложением отравляющий атмосферу, и между тем он усиленно гальванизируется, и этот класс оказывается у самого источника власти и влияния. И когда видишь воочию это вырождение, соединенное с надменностью, претензиями и, вместе с тем, цинизмом, не брезгающим сомнительными услугами, – становится страшно за власть, которая упорно хочет базироваться на этом элементе, которая склоняет внимание его паркетным шепотам».

В самом деле – в XX веке дворянская верхушка проявила себя с совершенно омерзительной стороны.

И вот эти люди начали кампанию против Столыпина. К делу подключили князя Михаила Андроникова.

Это была очень темная личность.

«Маленький, полненький, чистенький, с круглым розовым лицом и острыми всегда смеющимися глазками, с тоненьким голоском, всегда с портфелем и всегда против кого-либо интригующий, князь Андроников умел проникать, если не в гостиную, то в приемную каждого министра.

Князь обладал средствами, нигде не служил, но уже несколько лет числился чиновником для поручений при Министерстве Внутренних Дел только для того, чтобы иметь возможность, когда надо, надеть форменный вицмундир. При Маклакове его отчислили от Министерства, и он устроился причисленным к Святейшему Синоду. Маклакову он, конечно, жестоко мстил потом. Князь состоял в нескольких коммерческих предприятиях и занимался делами, существо которых для всех оставалось тайной. Себя он называл “адъютантом Господа Бога”, “человеком в полном смысле”, “гражданином, желающим как можно больше принести пользы своему отечеству”.

Княжеский титул, неимоверный апломб, беглый французский язык, красивая остроумная речь, то пересыпанная едкой бранью, то умелой лестью и комплиментами, а также бесконечно великий запас сведений о том, что было и чего не было, – все это делало князя весьма интересным и для многих нужным человеком. И его принимали, хотя за глаза и ругали, ибо все отлично знали, что нет той гадости, мерзости, сплетни и клеветы, которыми бы он не стал засыпать человека, пошедшего на него войной».

(А. Спиридович)