Петр Струве. Революционер без масс

«Время действия — полдень 4 марта 1901 года, место действия — площадь у Казанского собора в Петербурге. Площадь залита многочисленной толпой: студенты „всех родов знания“, главным образом универсанты, но много и технологов, и горняков, и путейцев; молодые девушки — слушательницы Высших женских курсов. Много и штатских людей, среди них немало и пожилых. Вижу в толпе седобородую и всегда весело оживлённую фигуру известного публициста Н. Ф. Анненского; неподалёку от меня две восходящие марксистские звёзды — ходившие тогда в социал-демократах П. Б. Струве и М. И. Туган-Барановский. Но молодёжь — преобладает, заливает густою толпой всю громадную площадь. Тротуары Невского проспекта тоже залиты и просто любопытствующими, и втайне сочувствующими зрителями: всем известно, что ровно в полдень, когда ударит пушка с Петропавловской крепости, студенты пойдут демонстрацией по Невскому проспекту.

На демонстрацию эту нас созвал подпольный студенческий Организационный Комитет, чтобы выразить этим протест против мероприятий министра народного просвещения Боголепова, создателя „временных правил“ о сдаче в солдаты студентов, наиболее замешанных в бурно развивающемся студенческом движении. Боголепов был убит выстрелом бывшего студента Карповича 14 февраля 1901 года, но „временные правила“ не были отменены. В виде протеста мы объявили забастовку в стенах университета, а теперь заключали её демонстрацией на улицах города; тысячи студентов отозвались на призыв Организационного Комитета… В прокламации, выпущенной 4 марта, Организационный Комитет (официально именовавшийся „Советом объединённых землячеств и студенческих организаций“) обращался не только к студенчеству, но и ко всему русскому обществу: „Выступая на защиту попранных прав человека, на борьбу за них на общественно-политическом поприще, мы обращаемся ко всем слоям общества. Идите с нами!“.

Итак — мы на площади; шумно оживлённая, нервно возбуждённая толпа — и ни одного полицейского. Полиция, пешая и конная, вместе с отрядами казаков, до поры до времени запрятана во дворах прилегающих к площади домов. Ждём сигнала. Ударила полуденная пушка — и началось…

В середине площади, в густой толпе молодёжи, развернулся красный флаг — и в ту же минуту распахнулись ворота домов на Казанской улице и Екатерининском канале, отряды казаков врезались в толпу, работая наотмашь нагайками. Вопли боли и ярости, стоны раненных; крики негодования зрителей, которых пешая и конная полиция, разгоняя, избивала на тротуарах…

Полная победа в несколько минут оказалась в руках казаков и полиции; мы были разгромлены, избиты, оттеснены к ступеням Казанского собора, куда и ввалились толпой, поддерживая раненных; их мы сложили на мраморные скамьи около гробницы Кутузова…

В соборе заканчивалось воскресное богослужение, прерванное нашим появлением, шумом и криками….

Земное начальство вскоре появилось в соборе в образе бородатого полицейского полковника, пристава Казанской части. Собор к тому времени до отказа наполнился студентами, искавшими спасения от продолжающегося на площади избиения и начавшихся арестов… пристав… обратился к нам с речью такого содержания: западные врата собора широко открыты для тех, кто пожелает спокойно уйти домой, доказывая этим, что их присутствие на площади было случайным и что они — граждане вполне благонамеренные; оставшиеся будут рассматриваться как бунтовщики, и с ними будет поступлено по всей строгости закона; он даёт нам полчаса на размышление и на исход из храма, после чего оставшихся арестуют, и пусть они пеняют сами на себя…

Не для того мы шли на демонстрацию, чтобы доказать свою гражданскую благонамеренность! Но надо сказать правду, что после речи пристава толпа в соборе стала редеть и редеть: многие то небольшими группами, то поодиночке, конфузливо таясь, стали пробиваться к „западным вратам“…

Когда через истекшие полчаса пристав вновь явился в собор, в нём оставалось только человек пятьсот-шестьсот студентов и сотня курсисток. Пристав развёл руками, сказал: „Вы сами этого хотите“ — и предложил нам выходить через „западные врата“ на Казанскую улицу, где нас уже ожидал сильный наряд полиции, окруживший нас и во главе с приставом направивший наши стопы прямо в полицейскую Казанскую часть, что неподалёку от Мариинского театра. Нас ввели во двор этого участка, заперли за нами ворота — и предоставили с часа дня и до позднего вечера проводить время по собственному нашему усмотрению. В середине дня нам дали хлеба, который мы по-братски между собой поделили. „Тогда считать мы стали раны, товарищей считать“. Среди толпы студентов и курсисток выделялось только несколько штатских (не в студенческих мундирах — М. К.), а среди них — почтенные марксистские Диоскуры, П. Б. Струве и М. И. Туган-Барановский»[198].