Петр Великий, голландский. Самозванец на троне

Кровь жутким ковром покрыла эшафот. Красные, натужно тяжёлые капли проваливались вниз. Но здесь они не напитывали не жёлтый речной песок, нарочно насыпанный здесь, а падали в раскрытый гроб боярина Ивана Милославского. Даже палач, стоявший у гроба, мелко крестился и читал молитву, увидев, как кровь стала заливать почерневший саван мертвеца. Иссохшая кожа, обтягивавшая череп, покраснела, покрывшись чудовищной краской. Кровь попала и в разверстый рот, стекала по зубам, тут челюсть хрустнула, словно от тяжкого веса, и палачу показалось, что мертвец ожил и глотает страшное питье.

Кат поспешно отвернулся, затрясшись от страха и лишь еле слышно бормотал:

– Спаси и сохрани, Господи! Спаси меня и сохрани, Господи!

ЧАСТЬ 2. Великое посольство

Царь покидает Москву

Посадский человек, Харитон Безухов, тащил тележку с товаром в лавку, как мимо него, по улице галопом пролетели гонцы государевы, с гербами на кафтанах. Только весенняя грязь полетела из под копыт хороших коней.

– Да что же это? Что опять приключилось? – крикнул Харитон соседу, Капитону Рожкову.

– Сам не пойму… Опять Пётр Алексеевич какую войну затеял…

– Да, Что делается? Только воров на Болотной площади казнили, Цыклера да Соковнина, а государь уж уезжает?

– Так царю-батюшке виднее…

– Само собой…

– А, может быть, на богомолье собрался?

– С гонцами, и тех в галоп послали? – осадил приятеля Капитон.

– Пропустить Великого Государя! – закричал один из гонцов, и затрубил в рог.

Люди высыпали на обочину дороги, смотреть на редкое зрелище. Большой выезд самого царя! Только охи да вздохи провожали седоков на богатых конях, роскошные повозки и придворных государя!

День четырнадцатого марта 1697 года запомнился посадским города Москвы очень надолго. Да и было от чего. Из Кремля выезжал огромный поезд из множества карет, возов и фургонов. Впереди следовали жильцы москвские в белых кафтанах с белыми крыльями, а за ними ехали на хороших конях стрельцы Стремянного полка.

– А что это? Праздник что ли какой? – не сдержался всё же Харитон Безухов.

Видом-то Безухов неказист был, бородёнка невидная, еле росла на остром подбородке. Росту среднего, такой в толпе мимо пройдёт, сразу и забудется, а встретится снова- так покажется, что видел такого в первый раз.

– Пётр Алексеевич едет в иноземные страны! – крикнул скороход, – вернётся не скоро, дела государевы!

– Ишь ты! – огорченно прошептал Харитон своей жене Марье, – пропадём теперь, без царя- то… Бояре всю казну расхитят, пока царь в отъезде…

А жена Марья, баба побойчее мужа, и успела богатый платок одеть, бархатный, ещё из девичьего приданого. И то, надо себя показать.

Торговец оглянулся на супругу, покачал головой, да и закатил свою тележку во двор, ожидая, пока улица освободится. Тогда можно будет и товар отвезти..

– Да ничего, всё наладится, – не утерпел Капитон, – всё хорошо будет!

И нацепил через голову ремень лотка, полного свежеиспеченных пирогов. Как знал ведь, приготовился к сегодняшнему утру. День такой, народу на улице много, самая торговля. И пирожник затянул своё:

– Эй, пироги ла заедки свежие, покупай люд православный! Вот и с мясом, а вот и без!

– Ну, давай пару, что ли, – и подьячий из приказа протянул мелкую монетку.

– И мне тоже, с мёдом да маком!

– Вот, берите, люд московский! – довольным голосом отвечал Капитон, лихо заламывая шапку на затылок, – для вас только и принёс! Эй, стрельцы, попробуйте моих пирогов!

– Давай тех, что подуховитее будут! – оказался разборчивым сдуживый.

И верно, пригожий день выдался для торга, в хорошем настроении посадские люди, готовы лишнюю деньгу потратить, да себя побаловать! Думал так Капитон, пряча деньги в хитрый кошель от лихих людей.

Денщик без царя

Александр Меньшиков всё выглядывал в стеклянное оконце богатой кареты, поглядывал на дома, стоявшие совсем рядом. Тоже, как и дома. в основном куда как небогатые, пусть в основном поставленые в два этажа. Видывал царёв денщик эти постройки, Хаанс Лууп показал, что это такое. Снаружи красиво, забелено. А так- каркас лдеревянного бруса стоит, а так, всё сложено из камыша, глиной обмазанного да побелённого. Вот так и выглядит злесь всё – снаружи красиво, а внутри всё из дерьма… Еда злесь была куда как дорогая. В Москве-то всё не задаром, а всё раз в пять дешевле чем здесь. Прислушался, показалось, что один из коней подкову потерял, хромает Меньшиков не стал молчать, и открыл дверцу да прокричал:

– Ванька, чёрт! Конь подкову потерял, а ты, спишь что ли? Смотри, а то батогов отведаешь!

– Да Александр Данилович! Благодетель! Да вижу я!

– Так в кузню правь, злыдень! Шевелись давай! то смотри, коренник пострадает, сам выпорю!

– Спаси Бог! Вот уж и кузня…

Карета остановилась, и , вздыхая и позёвывая, Алексашка ввыбрался на землю. Сам Меньшиков, зная голландский , пошёл изъясняться с купцом. Их проводник, Ханс Лууп, так и остался на козлах, с любопытством наблюдая за действиями недавнего знакомого. Парень ему показался бойким ла дельным, но надо было и удостовериться, что слова окажутся правдой.