«ПЕТР ВЕЛИКИЙ, Историческое исследование

Родившись в 1696 г., Ибрагим, увезенный из своей страны шести лет и привезенный в Константинополь, где в 1705 году царский посланник граф Толстой, купил этого уроженца африканского побережья, которого ждало такое деятельное существование, он на всю свою жизнь сохранил в памяти грустную картину: его горячо любимая сестра Лачану бросилась в море и долго-долго следовала вплавь за кораблем, его увозившим. На берегу Босфора он получил прозвище Ибрагима; в 1707 году во время пребывания царя в Вильне его крестили, Петр был его крестным отцом, а королева польская - крест-ною матерью, и с тех пор его стали звать Абрам Петрович Га-нибал.

Негритенок начал свою службу с должности пажа государя и во время этой должности близко познакомился с дубинкой, но приобрел любовь государя, как милым характером своим, так и своим умом. В 1716 году Петр решил послать его в Париж для пополнения образования. Ганибал много работал раньше и, принятый тотчас же на службу в французской армии, обратил на себя внимание.

Во время кампании 1710 года он получил чин поручика и рану в голову, и уже был окружен некоторой славой; в салонах он был желанным гостем и, по-видимому, одерживал там победы. Но его серьезные вкусы удаляли его от легкомысленной жизни; он поступил в инженерную школу и вышел из нее в 1720 году со званием капитана. После того он вернулся в Россию и занял здесь место капитана в бомбардирском полку, которого Петр был шефом. Ганибал женился. Жена его, дочь греческого негоцианта, очень красивая собою, произвела на свет белокурую дочь. Он заставил жену постричься в монахини, но дал отличное воспитание маленькой Поликсене, выдал ее замуж, назначил ей приданое, но никогда не желал ее видеть.

Ганибал был ревнив, вспыльчив, прям, честен и скуп. По смерти Петра он поссорился с Меншиковым и попал, как все, в ссылку, в Сибирь, откуда вернулся в царствование Елизаветы. Впоследствии он был главнокомандующим и умер в 1781 году, девяноста трех лет.

В сущности все эти приближенные иностранцы не что иное, как только полезности и фигуранты; ни одного действительно великого имени и ни одной великой личности не выделилось из них. Личность главного актера и его роль, может быть, занимала слишком много места на сцене для того, чтобы

было по-иному. Подтверждение этого мнения я вижу в отно

шении самодержца к единственно равному ему по величине

человеку, с которым ему случилось сойтись среди современ

ного ему европейского мира. Я уже имел случай упомянуть о

первых попытках Лейбница сблизиться с самодержцем и на

дежды, которые на это возлагало воображение ученого энту

зиаста. Эта связь, когда ему удалось ее установить, не послужила на пользу ни тому, ни другому: оба кажутся, благодаря

ей, умаленными. С того дня, как Петр, проездом через Герма

нию, показал себя Европе, Лейбниц, по-видимому, подпал

власти настоящей мании. Он только и говорил о России и о ее

царе, волновался и строил бесконечные планы, один другого

несбыточнее, стремившиеся все к одной цели: обратить вни

мание монарха на себя, возбудить желание познакомиться и

добиться признания своих достоинств. Этой горячки есть ес

тественное объяснение. Известно, что великий ученый считал

себя славянского происхождения, общего с древним имени

тым родом польской фамилии графов Любенецких. В авто

биографической заметке встречаются следующие строки:

«Lcibnitoruin siw Lubtmvziorum, потен slavonicum, famitia in

Polonia». He поладив с городом Лейпцигом, Лейбниц напеча

тал по его адресу протест: «Пусть Германия не слишком гор

дится мною: моя гениальность не исключительно немецкого

происхождения; в стране схоластиков во мне проснулся гений

славянской расы». По его словам, он, обращаясь в 1711 г. к

Петру в Торгау, ссылался на эти узы отдаленного племенного

родства со стороны отца: «У нас общее происхождение, Ваше

Величество», говорил он будто бы царю: «оба мы славяне, мы

оба принадлежим к той расе, судьбы которой никто еще не

может предугадать, и оба мы инициаторы поколений будуще

го века».