Читаем Петр Великий. Ноша императора полностью

Задуманные Петром реформы государственного управления, воплощенные в выходивших из-под его пера указах, должны были заставить административный механизм работать как хорошо отлаженные часы. То, что на деле это было далеко не так, зависело не только от неспособности людей понять суть преобразований или от их внутреннего сопротивления переменам, но и от коррупции, пронизывавшей все уровни власти. Взяточничество и казнокрадство сказывались и на состоянии государственных финансов, и на дееспособности самого правительства. В результате заимствованные за границей и без того малопонятные россиянам административные структуры работали из рук вон плохо. Взятки и растраты были обычным явлением в жизни российского служилого сословия: так уж повелось, что всякий смотрел на государеву службу как на возможность пополнить свой карман. Недаром русским чиновникам всегда платили очень мало, а то и вовсе не платили, заранее полагая, что они вполне смогут обеспечить себе безбедное существование за счет всякого рода подношений. По пальцам можно пересчитать известных деятелей петровского времени, которые слыли людьми честными и бескорыстно преданными идее служения государству. К числу их можно отнести Шереметева, Репнина, Румянцева, Макарова, Остермана и Ягужинского[33]. Остальные хранили верность лично Петру, государство же почитали дойной коровой.

Правительственные чиновники руководствовались по большей части не интересами государства, а стремлением к личной наживе и желанием любым способом избежать уличения и кары. Алчность и страх – таковы главные побудительные мотивы, определявшие поступки взращенных Петром бюрократов. Возможность быстрого обогащения, безусловно, имелась – примером тому может служить огромное состояние Меншикова; но при этом не исключалась и возможность угодить под пытки, на колесо и на плаху. Как ни пытался Петр воздействовать на своих подданных – уговорами, увещеваниями, лаской, угрозами, расправой – все оказывалось одинаково тщетным. Петр понимал, что для наведения порядка одной только силы недостаточно: «Кости я точу долотом изрядно, – с горечью заметил он Нартову, – а вот упрямцев обточить дубинкой не могу».

Одно разочарование следовало за другим, причем это относилось не только к высшему чиновному слою. Стоило, казалось бы, честному человеку сделаться, например, судьей, то есть достичь положения, при котором ему начинали давать взятки, как он тут же оказывался нечист на руку. Как-то раз Петр прознал, что один из новоиспеченных судей стал принимать подношения. Царь не только не наказал его, но удвоил ему жалованье, дабы устранить соблазн. Однако строго предупредил виновного, что, вздумай он мздоимствовать впредь, непременно будет повешен. Судья клятвенно обещал, что не обманет доверия государя, но вскоре попался на взятке и был вздернут на виселицу.

Царь смирился с невозможностью добиться от чиновников бескорыстного и честного служения, однако намерен был сурово карать тех, кто наносил ущерб государственной казне. Указ 1713 года призывал подданных доносить лично царю обо всех случаях мздоимства и казнокрадства среди правительственных чиновников. Если факты, изложенные в доносе, подтверждались, в награду доносчику должно было отойти имущество виновного. Большинство, правда, опасалось в открытую обличать сильных мира сего, и в результате появилось множество анонимных доносов, нередко содержащих ложные обвинения и имевших целью просто-напросто сведение личных счетов. Петр выпустил новый указ; с одной стороны, он осуждал тех, кто пишет подметные письма, «тая яд под личиной добродетели», а с другой – обещал правдивым доносчикам свою защиту: «Нет в доношениях никакой опасности. Для того, кто истинный христианин и верный слуга своему государю и отечеству, тот безо всякого сумнения может явно доносить словесно и письменно о нужных и важных делах самому Государю, или, пришед ко двору Его царского величества, объявить караульному сержанту, что он имеет нужное донесение». И вот однажды в руки царя попало подметное письмо, в котором сразу несколько влиятельных сановников обвинялись в бесстыдном казнокрадстве. Автора письма удалось убедить явиться и дать показания. Разразился грандиозный скандал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное