Петр Великий. Прощание с Московией

В те месяцы, что Петр провел в Амстердаме, царь и бургомистр ежедневно беседовали, и Петр пожаловался Витсену на зевак, досаждавших ему в Саардаме. Можно ли спокойно работать и учиться кораблестроению, когда на тебя непрерывно глазеет толпа посторонних людей? Витсен тут же придумал выход: если Петр останется в Амстердаме, он может поработать на доках и верфях Ост-Индской компании, которые окружены стенами и недоступны для любопытных. Петру предложение понравилось, и Витсен, как один из директоров компании, взялся все уладить. На другой день совет директоров Ост-Индской компании постановил пригласить «высокопоставленное лицо, находящееся здесь инкогнито», на работу на ее верфях, и для его удобства отвести ему дом канатного мастера, чтобы он мог и жить, и работать прямо на верфи, без всяких помех. Кроме того, стремясь облегчить ему освоение корабельного дела, совет директоров приказал заложить киль нового фрегата в сто или сто тридцать футов длиной – как будет угодно царю – и предложить ему и его сопровождающим с начала до конца участвовать в строительстве и попутно ознакомиться с приемами голландских мастеров.

Тем же вечером на парадном официальном приеме, который город Амстердам давал в честь посольства, Витсен рассказал Петру, какое решение приняли директора. Петр пришел в восторг, и, как ни любил фейерверки, едва усидел до конца пира. Когда в небе взорвалась последняя ракета, царь вскочил и заявил, что немедленно, прямо среди ночи, едет в Саардам за своими инструментами, чтобы с утра взяться за работу. Ни русским, ни голландцам не удалось его отговорить, и в одиннадцать часов вечера он сел на свою яхту и уплыл. На следующее утро он вернулся и отправился прямиком в Остенбург на верфь Ост-Индской компании. Его сопровождали десять русских волонтеров, в том числе и Меншиков, а остальных волонтеров Петр разослал по всему порту, учиться парусному и канатному ремеслу, выделке мачт, такелажному делу и кораблевождению. Царевича Александра Имеретинского отправили в Гаагу овладевать артиллерийским искусством. Сам Петр записался в плотники к корабельному мастеру Герриту Клаасу Поолю.

Первые три недели ушли на сбор и подготовку необходимого леса и другого материала. Голландцы, желая наглядно показать царю, что предстоит делать, собрали и разложили для обозрения все части корабля, прежде чем приступить к закладке киля. Затем, по мере того как эти части одна за другой становились на место, судно быстро росло, как огромная модель из современного детского конструктора. Стофутовый фрегат получил имя «Апостолы Петр и Павел», и Петр с воодушевлением трудился на каждом этапе его сборки.

Каждый день он являлся на верфь с рассветом, неся на плечах топор и инструменты, как и все остальные рабочие. Он не допускал никаких различий между ними и собой и строго-настрого запретил, чтобы его в глаза или за глаза величали каким-нибудь титулом. В часы послеполуденного отдыха он любил присесть на бревнышко и поговорить с моряками или корабельщиками – с любым, кто называл его «плотник Питер» или «баас (мастер) Питер». Тех же, кто обращался к нему со словами «ваше величество» или «сир», он попросту не замечал или даже отворачивался и смотрел в другую сторону. Когда двое английских вельмож пришли своими глазами взглянуть на русского царя, который работает простым плотником, мастер, чтобы указать им, кто тут царь, крикнул: «Плотник Питер, ты почему не помогаешь своим товарищам?» – и Петр, не говоря ни слова, подошел, подставил плечо под бревно, которое несколько рабочих не могли поднять, и помог водрузить его на место.

Петр очень радовался дому, который ему предоставили. С ним вместе жили несколько его товарищей – эдакая артель ремесленников. Поначалу кушанья для царя готовили в гостинице, где стояло посольство, но такой порядок ему не нравился. Он хотел жить совершенно независимым хозяйством. У него не было определенных часов для трапез: он предпочитал есть, когда проголодается. Поэтому было решено, что его станут снабжать дровами и продуктами, а дальше пусть поступает как хочет. С тех пор Петр сам разводил огонь и что-то стряпал для себя, как обыкновенный плотник.