Царь оставил Петра Лефорта, племянника и управляющего своего покойного друга, у себя на службе. Он написал в Женеву и просил сына Лефорта, Анри, приехать в Россию, потому что хотел, чтобы кто-нибудь из близких его друга всегда был рядом. В следующие годы роль Лефорта играли другие. Петр всегда любил окружать себя фаворитами и наделял огромной властью. Привязанность их к царю носила главным образом личный характер, и власть их проистекала исключительно из близости к государю. Самым заметным из этих людей был Меншиков. Но Петр никогда не забывал Лефорта. Как-то после роскошного вечера во дворце у Меншикова, который Петр с удовольствием провел в кругу закадычных друзей, царь написал хозяину дворца, находившемуся в отъезде: «Я впервые веселился от души после кончины Лефорта».
А шесть месяцев спустя, словно затем, чтобы сделать последний год уходящего столетия еще более памятным в жизни Петра, судьба лишила его и второго преданного советника и друга-иностранца, Патрика Гордона. Здоровье старого солдата стало постепенно сдавать. Накануне нового, 1698 года он отметил в своем дневнике: «В этом году я ощутил серьезный упадок сил и здоровья. Но да исполнится воля Твоя, о всемилостивый Господь!» Последний раз он был на людях, у своих солдат, в сентябре 1699 года, а с октября уже не поднимался с постели. В конце ноября, когда силы быстро покидали Гордона, Петр часто навещал его. Вечером 29 ноября он приходил дважды – Гордон слабел на глазах. Во второй раз при появлении царя от кровати отступил священник-иезуит, уже давший Гордону последнее причастие. «Сиди, сиди, святой отец, – сказал Петр, – делай что нужно. Я не стану мешать». Петр обратился к Гордону, но тот молчал. Тогда царь взял зеркальце и поднес его к лицу старика в надежде заметить признаки дыхания. Их не было. «Святой отец, – сказал Петр священнику, – я думаю, он умер». Царь сам закрыл глаза умершему и покинул дом, едва сдерживая слезы.
Гордону тоже устроили торжественное погребение, на котором присутствовали все московские сановники. Русские пришли охотно – все ценили старого воина за верную службу трем царям и заслуги перед государством. Его гроб несли двадцать восемь полковников, и двадцать самых высокородных дам сопровождали вдову в траурной процессии. Когда гроб Гордона поместили в склеп рядом с алтарем церкви, снаружи дали салют из двадцати четырех орудий.
Петр скоро ощутил, какую понес утрату – и для дела, и для души. Гордон был самым талантливым военачальником в России, приобрел значительный опыт во многих кампаниях. Как бы пригодился такой командир и советник в приближавшейся войне со Швецией! Будь он жив – и разгрома под Нарвой, всего через год после его кончины, вероятно, не произошло бы. Да и в застолье Петру недоставало седого шотландца, который преданно старался угодить своему повелителю и пил, не отставая от людей вдвое моложе его. Недаром опечаленный Петр сказал: «Государство лишилось с ним ревностного и мужественного слуги, который благополучно выводил нас из многих бед».
К весне флот был готов. Восемьдесят шесть судов всех размеров, включая восемнадцать военных морских кораблей, которые несли от тридцати шести до сорока шести пушек, спустили на воду. Кроме того, построили пятьсот барж для перевозки живой силы, продовольствия, боеприпасов и пороха. 7 мая 1699 года этот флот вышел из Воронежа, и прибрежным донским селениям открылся замечательный вид: мимо, вниз по реке, проплывала под всеми парусами целая армада. Номинальное командование возложили на адмирала Головина, а реально командовал флотом вице-адмирал Крюйс. Царь взял на себя роль шкипера сорокачетырехпушечного фрегата «Апостол Петр».
Однажды, когда вереница кораблей двигалась вниз по Дону, Петр увидел, как на берегу какие-то люди собираются варить себе на обед черепах. Большинству русских даже мысль о том, что можно есть черепаху, была противна, но Петр, со свойственным ему любопытством, попросил, чтобы и ему дали попробовать. Его спутники за обедом отведали новое блюдо, не зная, что это такое. Они подумали, что едят курицу, и с удовольствием очистили свои тарелки, после чего Петр велел слуге внести «перья» этих кур. Увидев черепашьи панцири, большинство расхохоталось, двоим сделалось дурно.
Петр прибыл в Азов 24 мая, приказал флоту встать на якорь на реке и сошел на берег осмотреть новые укрепления. Необходимость в этих укреплениях была очевидна: той весной орда крымских татар опять огнем и мечом пронеслась к востоку по южной Украине и приблизилась к самому Азову, оставляя за собой разоренные поля, выжженные хутора, деревни, обращенные в пепелища, обездоленных людей. Петр остался доволен азовской крепостью и отправился дальше в Таганрог, где полным ходом углубляли дно бухты и строили новую военно-морскую базу. Когда подошли все суда, царь вывел их в море, и начались учения с флажными сигналами, артиллерийские стрельбы и маневрирование. Учения длились почти весь июль и завершились потешной морской баталией наподобие той, что Петр видел в Голландии, в бухте Эй.