Ведомые той же страстью к открытиям, другие европейцы в XVII веке пускались в плавание по незнакомым океанам; исследуя и колонизируя земной шар. Почти вся Южная Америка и значительная часть Северной оказались под властью Мадрида. В Индии утвердились колонии англичан и португальцев. Флаги полудюжины европейских стран реяли над африканскими селениями; даже столь неморское государство, как Бранденбург, обзавелось колонией на Золотом Берегу. В самом многообещающем из всех вновь открытых и исследуемых районов – восточной половине Северной Америки – два европейских государства, Англия и Франция, основали колониальные империи. Французская часть значительно превосходила английскую по площади: от Квебека и Монреаля, через Великие озера, французы проникли в сердце современной Америки. В 1672 году, когда родился Петр, Жак Маркет обследовал земли в окрестностях Чикаго. Годом позже он и патер Луи Жолье в каноэ спустились по Миссисипи до Арканзаса. В 1686 году, когда Петр учился ходить под парусом на Яузе, Ла Саль заявил права Франции на всю долину Миссисипи, а в 1699 году земли в устье великой реки были названы Луизианой в честь Людовика XIV.
Английские поселения, рассыпанные вдоль побережья Атлантики от Массачусетса до Джорджии, были компактнее, многолюднее и потому устойчивее во времена всяческих потрясений. Голландские Новые Нидерланды, основанные на месте нынешних Нью-Йорка и Нью-Джерси, и Новая Швеция близ теперешнего Уилмингтона (штат Делавэр) достались англичанам в ходе англо-голландских морских войн 1660–1670 годов. Ко времени петровского Великого посольства Нью-Йорк, Филадельфия и Бостон были уже довольно крупными городами с населением свыше тридцати тысяч.
В ту пору человечество в большинстве своем селилось к земле поближе, и жизнь в основном представляла собой борьбу за выживание. Дерево, ветер, вода и еще, конечно, мышечная сила людей и животных – вот и все источники энергии. Разговоры крутились главным образом вокруг событий в собственной деревне, а что происходило где-то там, за пределами видимости, было и малопонятно, да и неинтересно. Когда садилось солнце, мир с его холмами и долинами, городами и деревнями погружался во тьму. У кого-то еще горел огонь в очаге, где-то мерцала свеча, но почти все дела прекращались и люди укладывались спать. Вглядываясь в темноту, они согревали себя надеждой или боролись с отчаянием и наконец засыпали, чтобы набраться сил для нового дня.
Сплошь и рядом жизнь человека была не только тяжела, но и коротка. Богач еще мог дотянуть до пятидесяти, а земной путь бедняка обрывался в среднем между тридцатью и сорока годами. Лишь половина младенцев доживала до года – во дворцах ли, в хижинах, неважно. Из пятерых детей, родившихся у Людовика и его супруги Марии Терезы выжил только дофин. Английская королева Анна, отчаянно пытавшаяся дать стране наследника, родила шестнадцать детей, и ни один из них не прожил дольше десяти лет. Петр Великий и его вторая жена, Екатерина, произвели на свет двенадцать детей, но лишь две дочери, Анна и Елизавета, достигли совершеннолетия. И Королю-Солнце суждено было потерять одного за другим: единственного сына, старшего внука, старшего правнука (а ведь каждый мог стать наследником престола), которых унесла корь всего за год и два месяца.
Фактически население Европы в XVII веке уменьшалось: в 1648 году его оценивали в 118 миллионов, а к 1713 году цифра снизилась до 102 миллионов. Главной причиной была чума и другие эпидемии, периодически опустошавшие континент. Распространяемая крысиными блохами чума проносилась по городам, устилая землю мертвыми телами. В 1665 году в Лондоне умерло 100 000 человек, девятью годами раньше в Неаполе – 130 000. Стокгольм потерял треть своего населения от чумы 1710–1711 годов, а Марсель – половину жителей в 1720–1721 годах. Недород и следовавший за ним голод также губили людей сотнями тысяч. Кто-то просто умирал голодной смертью, большинство же становилось добычей болезней, чью губительную работу облегчало недоедание, подрывавшее силы больных. Множество смертей было результатом плохого санитарного состояния городов и селений. Вши переносили тиф, комары – малярию, кучи конского навоза на улицах привлекали мух – переносчиц тифа и детской дизентерии, уносившей жизни тысяч детей. Почти повсюду свирепствовала оспа – кто умирал, кто выживал, сохранив глубокие отметины на лице и теле. Смуглое лицо Людовика XIV, как и бледное Карла XII, было изуродовано щербинами. Несколько обуздать ужасную болезнь удалось лишь с введением оспопрививания в 1721 году, когда смелое решение принцессы Уэльской подвергнуться прививке не только прибавило храбрости остальным, но и сделало эту процедуру модной.