Петрашевцы

Николай I мечтал превратить страну в чиновничье-военную машину, своего рода грандиозную казарму, где каждый человек должен знать «свой шесток» в четкой многослойной иерархии (причем обязан был навсегда остаться сословно «прикрепленным»: царь не поощрял вольные занятия и переход в другое сословие), беспрекословно исполнять приказания высших инстанций и не «сметь свои суждения иметь». Все социальные, административные и т. п. изменения могли совершаться лишь по предначертаниям царя (иногда с помощью любимых министров или опять-таки созданных царем секретных комитетов). Даже дворянам не разрешалось обсуждать интересующие их вопросы, например систему крепостного права. Попытки некоторых журналистов печатать самостоятельные проблемные статьи заканчивались весьма плачевно — запрещением журнала. Так в 1832 г. был закрыт «Европеец» И. В. Киреевского, в 1834 — «Московский телеграф» Н. А. Полевого, в 1836 — «Телескоп» Н. И. Надеждина.

В страхе перед европейскими радикальными движениями Николай I сильно ограничил культурные связи России и Западной Европы, ограничил поездки русских людей за границу и ввоз в страну книг и периодических изданий; в университете к концу царствования Николая I были закрыты кафедры философии (преподавание основ философии было поручено священникам).

Опасаясь проникновения в учебные заведения представителей низших сословий, правительство постоянно вводило различные ограничения и запреты. Например, в 1827 г. был запрещен прием крепостных крестьян в средние и высшие учебные заведения, в 1848 г. ограничили количество студентов в каждом университете (не более 300 человек) и т. п. Некоторые учебные заведения были вообще исключительно дворянскими (Дворянский институт, лицеи, училище правоведения, пажеские и кадетские корпуса и т. д.), но и двери гимназий и университетов предполагалось открывать преимущественно дворянским детям.

С другой стороны, николаевское правительство, не очень уверенное и в дворянстве (ведь декабристы были почти все дворянами!), требовало обучать и воспитывать молодежь в духе «триединой» формулы, придуманной министром народного просвещения графом С. С. Уваровым: «православие, самодержавие, народность» (третий член формулы был введен для придания официальному курсу видимости опоры на народ).

Разгром декабристов и все репрессивные и реакционные меры правительства, конечно, ослабили антисамодержавное и антикрепостническое движение в России, но не смогли уничтожить полностью. Прежде всего не были спокойны народные массы, стихийные восстания возникали постоянно: разрозненные выступления крестьян против помещиков, бунты в городе и деревне в 1830–1831 гг. в связи с эпидемиями холеры, волнения в армии и флоте, крупное восстание в новгородских («аракчеевских») военных поселениях в 1831 г., восстания горнозаводских рабочих на Урале и т. д.

Все эти выступления царское правительство беспощадно подавляло: в каждой губернии имелись значительные воинские части, немедленно бросаемые на ликвидацию бунтов. С середины 30-х по начало 40-х годов в России происходит некоторый спад народных волнений, но с 1841–1842 гг. количество и размах крестьянских восстаний возрастает очень заметно — всего за десятилетие 351 бунт против 143 в 30-х гг. Особенно неспокойным стал 1848 г.: европейским революциям первой половины 1848 г. сопутствовали в России тяжелая летняя эпидемия холеры, унесшая 700 тыс. человеческих жизней, и страшный осенний неурожай; крестьянские волнения прокатились по всей стране, их было в этом году 70 (против 48 в 1847 г.). Так что никакие репрессии не могли задавить и уничтожить стихийные протесты народных масс, однако в тех условиях подобные выступления были обречены.

На этом фоне оказывались еще более заметными и пороки самодержавно-крепостнического строя — все мыслящие и честные люди России их ясно видели. Продолжали возникать подпольные группы молодежи, особенно в студенческой среде. Только в Московском университете в конце 20-х и начале 30-х годов организовалось по крайней мере три нелегальных политических кружка: братьев Критских, Сунгурова, Герцена и Огарева. Участников кружков правительство Николая I жестоко наказало, отправив молодых людей в тюрьмы, на каторгу, в ссылку, в солдаты.

Правительство смертельно боялось любого оппозиционного проявления, и неизвестно еще, кого оно больше боялось: народных движений или подпольных кружков в среде образованных сословий. Николай 1, пожалуй, последних боялся сильнее: слишком близка еще была память о декабристах. И, видимо, даже наличие громадной военной силы не успокаивало.

А основной трудностью для недовольных самодержавно-крепостническим строем было отсутствие массовости, широты протеста, как и отсутствие ясных целей, всеобъединяющих идей. То, что в стране было очень плохо, это почти все понимали достаточно ясно, но на одном отрицании невозможно создать действенной и массовой идеологии.