21 апреля гр. А. Ф. Орлов представил царю составленные с помощью Липранди списки петрашевцев «с описанием действий каждого из них и с означением их жительства». Николай I ответил «торжественным» согласием: «Я все прочел; дело важно, ибо ежели было только одно вранье, то и оно в высшей степени преступно и нестерпимо. Приступить к арестованию, как ты полагаешь; точно лучше, ежели только не будет разгласки от такого большого числа лиц, на то нужных… С Богом! Да будет воля Его!»[266]
.Антонелли, узнав о готовящейся операции, видимо, трусил и предупреждал Липранди, что некоторые петрашевцы (сам глава, затем Дуров, Филиппов, Толль, Ястржембский) — очень сильны, каждый из них справится «с тремя добрыми мужиками», у некоторых имеется оружие; у Петрашевского есть несколько пистолетов[267]
и т. д. Антонелли советовал атаковать дом сразу с двух входов — парадного и черного.Дубельт же решил не рисковать своими «добрыми мужиками» и отказался от захвата петрашевцев всех сразу в одной квартире. Аресты были намечены в ночь с 22 на 23 апреля, с пятницы на субботу, но уже после вечера у Петрашевского. Эта «пятница», последняя, завершилась где-то около четырех часов утра, а аресты начались еще позднее, около шести часов (может быть, кто-то из агентов дежурил на улице и сообщил о разъезде гостей?) И все же к дому Петрашевского подъехало сразу несколько черных карет: видимо, боялись вооруженного сопротивления. Арестовывать главу кружка пошел сам Дубельт.
Утром 23 апреля Антонелли еще строчил последнее донесение о вчерашней «пятнице», а все ее участники уже были в страшном доме у Цепного моста. Ночью, без шума (в России тогда все аресты совершались ночью) в III отделение было привезено 34 «злоумышленника». Кстати, арестованные быстро узнали, кто их предал. Помощник Дубельта А. А. Сагтынский, отмечавший прибывших в приемном зале, держал перед собой список, куда для проформы был внесен и Антонелли, но его явно не собирались арестовывать, около его фамилии значилось: «агент». Достоевский удосужился заглянуть в этот список и прочитать знаменательную пометку, тотчас же он рассказал об увиденном всем товарищам, которые находились в зале.
Долгое время считалось, что сотрудники III отделения допустили оплошность, не спрятав от арестованных список. А. Ф. Возный же резонно предположил, что А. А. Сагтынский, презиравший шпионов (он еще в 1840 г. предупреждал Герцена о них), да еще служащих в соперничавшем ведомстве (Министерство внутренних дел), мог нарочно так положить список, чтобы кто-нибудь из арестованных смог прочитать позорную пометку у фамилии Антонелли[268]
.Не очень понятно, каким образом были подсчитаны 34 арестованных, а именно это число приведено в донесении гр. Орлова Николаю I. Ниже Орлов добавляет, что «не привезено еще 7 человек»: Плещеев (находится в Москве), Серебряков (двое суток не ночует дома), Григорьев (не отыскан), Берестов, Ламанский, Михайлов, Тимковский (квартиры неизвестны).
Но в списке размещения арестованных, привезенных в
В Алексеевский равелин
были помещены следующие лица (далее в скобках при каждом арестанте указывается номер камеры): Буташевич-Петрашевский (1), Толль (2), Баласогло (10), Головинский (17), Дуров (16), Кузмин[269] (4), Белецкий (7), Филиппов (8), Достоевский[270] (9), Григорьев[271] (14), Катенев (И), Толстов (15), Ястржембский (12);в Никольскую куртину
— Кузмин[272] (4), Кайданов (3)» Деев (16), Спешнев (15), Данилевский[273] (5), Утин (14), Кропотов (13), Дебу[274] (6), Львов[275] (2), Пальм (10), Момбелли (7), Григорьев[276] (9), Ламанский[277] (1);в Трубецкой бастион
— Ахшарумов (3), Кашкин (2), Чириков (1), Щелков (4), Бернардский (5), Дебу[278] (7), Мадерский (6);