Петроградская сторона

Мы встретимся в чреве кита
Под журчанье фонтана,
Ладошка в ладошке
Мы скатимся с плешки Монблана,
Ребристую формочку, глядя друг в друга,
В песочнице желтой забудем,
В плацкартном, струящемся к югу
Мешать будем едущим людям.
Мы – только бы вместе – взамен Радомеса с Аидой,
Мы спрыгнем с полозьев, сшибив по дороге Эвклида.
В кафе на Литейном, в хинкальной под Вавилонскою башней…
И если мы вместе на Страшном Суде
Он будет Нестрашным.

март 2017

«В эту землю и лягу…»

В эту землю и лягу.
От входа сто двадцать шагов,
Завернувшись в бумагу
комаровских искристых снегов.
Не слыхать электрички,
вообще ничего не слыхать.
Всё ломаются спички —
на морозе свечу зажигать.
Всё ломаются спички.
Невдали, на весёлой лыжне,
Помаши рукавичкой,
Да понятно, понятно, не мне.
Под сосною бесстрастной,
Где привал, и приют, и порог,
Пусть мне видится красный
Крупной вязки тугой свитерок.

16.3.18

«Петербург ко мне явился…»

Петербург ко мне явился,
Непривычен и знаком.
Он явился – запылился
Светлым ветреным снежком.
Принялись в сапожках ножки
Очаровывать меня,
На троллейбусном окошке
Затеплела пятерня.
Баснописец из Публички
Пирожков идёт поесть.
Шик античный, мост Аничков,
Невский, 86.
Михаил Иваныч Глинка,
Звон фарфора на реке…
Петербурженка-снежинка
В меховом воротнике.

3.12.16

«Одна и та же белая звезда…»

Одна и та же белая звезда,
Над парком за окном и над могилой Блока,
Над женщиной чужой и светлоокой,
Над поездом до пункта «никогда»,
Над лапчатым Кремлём, над спящим Эрмитажем,
Одна и та же.

22.11.16

«Когда они соединялись как будто замыкалась цепь…»

Когда они соединялись
как будто замыкалась цепь —
Серьёзный садовод из Шауляя, —
гуляка киевский, взращённый на маце,
лесов карельских скудные напевы,
коломенские вёрсты, волжский плёс,
ловчилы, фабриканты, терапевты,
кот одноглазый, выхоленный пёс.
Чужие деньги, нищета, дипломы,
Марк в медицинский, Юра на юрфак.
Рогатые ростральные колонны,
Булгаков, эрмитажный саркофаг,
Портвейны крымские. Свекольная сивуха.
Ангины. Ледоходная Нева.
Без спроса залетающие в ухо
советские и русские слова.
Деревни, полугорода, местечки.
Пустырник, глупости на пустыре.
И тёткин «Зингер», и отцовский «Стечкин».
И Жан Вальжан и Жан Маре.
Когда они соединялись —
Розетка. Вилка. Полевой букет.
То все координаты отменялись.
И вспыхивал во всей округе свет.

29.7.17

«Видишь ли, милая, я уже тут…»