Петропольский цикл. Дилогия (СИ)

Площадь Ломоносова. В центре маленький уютный скверик с таким же крохотным уютным памятником – бюст великого ученого, утопающий в зелени и позеленевший от времени. Кустарники и скамейки. На них вечно сидели люди – те, кто ожидал назначенную встречу, праздношатающиеся, студенты – через Фонтанку находился Университет холода и пищевой промышленности – и просто бомжи. Сквер кольцом обжимал канал Ломоносова, в водах которого движение было настолько интенсивным, что постовых на этом пятачке было вдвое больше, чем где-нибудь еще. По другую сторону канала располагались административные здания – градостроительное управление, куда я стремился, и управление недвижимости. Двойная арка уводила к Гостиному двору и к Невскому каналу. Чуть в стороне от канала ответвлялась широкая протока, вымощенная гранитом. Она уходила к Апраксиному двору, где в любое время года и при любой погоде царила живая атмосфера торговли. Множество приезжих, в основном выходцы с Кавказа – они управляли на этой обширной, никому не подконтрольной территории. Даже полиция старалась не приближаться к этому словно бы заколдованному местечку. Здесь могли стоять два стража порядка с видом скучающих бездельников, а в двух шагах мошенники раскручивали на крупные суммы лопухообразных граждан. Мало того, если бы кому-нибудь из обиженных и разоренных вздумалось бы воззвать о помощи к служителям закона – реакция была бы удручающей и непредсказуемой. Мошенники – в народе их прозвали «лохотронщики» – вполне могли стать пострадавшей стороной. И уже пострадавший был бы отправлен в околоток для дознания. Такое парадоксальное место, где все встает с ног на голову, где черное, оставаясь черным, превращается в белое. Там перестают действовать все законы общества и процветают законы дикого рынка. Спиной к Апраксиному двору примыкал Большой Драматический театр и здание Петропольиздата – некогда процветающего государственного предприятия, ныне же захудалого, полунищего заведения. Такова насмешка жизни над горожанами. Немыслимое сочетание в немыслимом месте. А ведь еще задолго до основания Санкт-Петрополиса на этом месте находилась деревня барона Чука – шведского помещика, никогда, впрочем, и не бывавшего на этом богом забытом болоте. Деревня носила звучное имя – Чукония, но была чуть ли не самой бедной в округе. Отчего соседи из других деревень потешались над оборванцами из Чуконии. Деревня, чьи жители занимались тем, чем обычно занимаются крестьяне, постепенно катящиеся в глубокую пропасть. Никто ничего не делал, да и не помышлял о праведном труде. Но ведь кушать хочется. И тогда Чукония обратилась в чудовищный рассадник воров и убийц. Жители этой деревушки перестроили свои дома так, чтобы стояли они кругом, и окружили избы частоколом. Позднее, когда вырос город, он впитал в себя прежнюю планировку, и площадь, оказавшаяся здесь, обрела круглую форму.

Но я направлялся сюда не для того, чтобы предаваться историческим изысканиям. Мой путь пролегал в градостроительное управление. Когда я подъехал к парадному входу с железной табличкой возле больших дубовых дверей, мест на парковке не оказалось. Все пространство причала было забито катерами с государственными номерами. Делать ничего не оставалось, как искать парковку где-то дальше. Я аккуратно свернул в канал, что уводил от площади к Апраксиному двору, и тут же нашел пустое место на платной парковке. Заведя катер в причальный бокс, я активировал системы сигнализации (все три, что находились на моей посудине) и, задраив капитанскую рубку, покинул борт. Перепрыгнув на причал, я оказался в компании парковщика, который шикарно улыбнулся мне и нелюбезно попросил «подбросить денежку». Я улыбнулся, но монету выложил. Требование служащего было вполне справедливым. Уладив формальности, я неспешным прогулочным шагом отправился по набережной к желтому зданию градостроительного управления.

День выдался на редкость чудесным. Солнечным, насыщенным теплом и оттого вызывавшим раздражение. Привычная петропольская погода куда-то пропала из города. Взяла отпуск и отправилась на Багамы, где, как поговаривают синоптики и путешествующие, уже четвертую неделю лили сплошные траурные дожди, а небо напоминало грязную протухшую простыню, которую выбросили под дождь, да и не вспоминали о ее существовании целый год.

Счастливые лица людей, казалось, только и занимающихся тем, что прогуливаются по городу и выказывают всем встречным свое цветущее настроение. Эти сказочные улыбки, радостные разговоры и блестящие глаза слишком уж не гармонировали с моим душевным состоянием. Мир цветет и торжествует, а Ангелина не видит всего этого. Ее просто нет. Сознание заволокла грусть. В таком настроении я взялся за позолоченную ручку парадных дверей градостроительного управления и потянул на себя. Дверь оказалась тугой. Каждый раз, когда я представал перед дверями государственного учреждения, на ум приходила мысль, что двери специально сажают на грандиозно тугую пружину, чтобы половина посетителей отсеивалась, даже не переступив порог.

Я же порог переступил.