Петру Великому покорствует Персида

Убедившись, что всё сделано по указу, Пётр повелел командам кораблей быть по местам. И сам отправился на гукер[86] под красным флагом, приказав трубить сигнал к поднятию якорей. Курс — залив, стоянка — при впадении речки Аграханки.

Назавтра предстояла торжественная церемония, коей Пётр придавал особую важность при нынешних обстоятельствах. В сие число была одержана достославная виктория при Гангуте, в году 1714-м, где был пленён шведский шаутбенахт[87] с фрегатом, галерами и шверботами, равно и спустя шесть лет победная баталия морская при острове Гренгаме.

Флот! Флот на Белом море! Флот на Балтийском море! Теперь вот флот на Каспийском море. Утвердился было на Азовском, да пришлось уйти. Верил — ненадолго. Из него — в море Чёрное. «И это сбудется, — думал Пётр, оглядывая со своей галеры столпившиеся округ неё корабли. — Не мною, так теми, кто придёт вослед».

Летние ночи на Каспии короче воробьиного носа. Проснулся — светало. Розовая полоска обозначилась над горизонтом, становясь на глазах всё шире. Благостная тишь царила окрест. Лишь волны с мягким плеском разбивались о борт. Веяло живительной свежестью ещё неблизкого утра.

Пётр стоял на баке, дежурные денщики позади: не будет ли приказаний.

Не будет. Всё уж прежде расписано. Когда склянки пробьют семь, священник начнёт читать трипсалмие царское. И после молитв «Стопы моя направи» и «Да исполнятся уста моя хваления» на мачту взлетит Андреевский флаг. То и будет сигнал для остальных судов. Тогда и начнётся.

Природа просыпалась. Уж зареяли над водою крикливые чайки, уж горизонт побагровел и полнеба стало розовым, а суда — отражением паривших над ними легкокрылых облачков. Четвёрка тюленей, вытаращив и без того большие глаза, с любопытством глядела на просыпавшийся корабль.

Уже слышались вялые команды, уж запела на гукере боцманская дудка, ей отозвалась другая, третья. И там творили молитву, не дожидаясь часов.

Что ж, нынче памятный день, почти что праздник. И не грех отметить его по-моряцки, по-воински.

Пётр велел подать сигнал к шумству выстрелом из кормовой пушки. И началось! Гукор под синим штандартом генерал-адмирала графа Фёдора Матвеевича Апраксина тотчас ответил залпом из одиннадцати пушек — по числу взятых шведских кораблей. Загремела пальба с островских лодок — палили беспорядочно из фузей, кто во что горазд.

На царской галере были накрыты столы — по сему случаю состоялось торжественное пиршество. Званы были министры, генералы и бригадиры. Для сего случая поймана была белуга без малого трёх пудов. Пётр приказал приготовить её как бы в натуральном виде. Долго бились повара, исхитрились — весьма непросто было, — но рыбина распростёрлась едва ли не на полторы сажени. Украсили её пучками укропа, солёными огурчиками, тёртым хреном в жабрах, а изо рта торчал стерляжий хвост. Восхитились картиною. Однако распотрошили без церемоний. Пётр встал с кубком в руке, провозгласил:

   — Да умножится флот наш на морях и реках, ибо он славе нашей служил и служить будет!

   — Ура! — нестройно подхватили за столом.

   — Да будет так! — последним возгласил Фёдор Матвеич, ибо чуть не подавился, торопливо прожёвывая нежную мякоть.

Выпили: веселие Руси есть питие. Тон задавал государь, Пил много, но не хмелел. Многие излишества покамест не подорвали его могучей натуры. Он всё ещё был ненасытен, как в дни молодости. Ненасытен во всём — в еде и питии, в плотских утехах, в постижении жизни и её проявлений. А любопытен был чисто как дитя малое: что непривычное увидит, вертит и так и сяк, пока до конца не дознается.

Покончили с белугой, опорожнили штофы — сидение было долгим, и тосты следовали один за другим: за здравие государя и государыни и всех присутствующих, и за благополучный исход похода, и за утверждение на берегах Каспия, и за умножение корабельного строения.,.

Заметили: государь и государыня были в ладу. А то приближённым казалось, что меж них, как говорится, чёрная кошка пробежала. Многознающие догадывались: разлучница, Марья Кантемирова, осталась в Астрахани — донашивать. Догадывались и кого под сердцем носила: государева отпрыска. Молва ведь бежит без останову, на каждый роток не набросишь платок.

— А ещё, — встал Пётр, возвышаясь над всеми, — провижу я время, когда из Архангельска поплывём водою в Питербурх, оттоль водою ж в Москву. Мы ноне из Москвы приплыли в Астрахань по рекам, но путь сей был долгим. Виллим Иваныч Геннин, вам всем известный, подал мне прожект краткого пути из Москвы в Волгу. Даст Господь веку — соединим реками моря, каналы, где надобно, пророем. Путь водою дёшев и надёжен, нам для умножения коммерции нету его лучше.

Выпили и за это. И, нетвёрдо держась на ногах, но воспарив хмельным духом, перебрались на гукер генерал-адмирала Фёдор Матвеича, чья сестрица Марфа Матвеевна, к слову сказать, была царица — за царём Фёдором Алексеичем, да пребудет ему земля пухом.

Празднество длилось уже четвёртый час, питие всех сильно разогрело. А тут и солнце взялось за своё, да с великим усердием. То было солнце южное, оно смолу плавило да плоть жарило.