Петру Великому покорствует Персида

...Нынешнее житие монахов точию вид есть и понос от иных законов... понеже большая часть тунеядцы суть... у нас почитай все монахи из поселян, и то, что оные оставили, явно есть: не точию не отреклись, но и приреклись доброму и довольному житию, ибо дома был троеданник, т. е. дому своему, государству и помещику, а в монахах всё готовое... Прилежат же ли разумению божественных писаний? Всячески нет, а что говорят «молятся», то и все молятся, и сию оговорку отвергает Василий святой. Что же прибыль обществу от сего? Воистину токмо старая пословица: ни Богу, ни людям, понеже большая часть бегут от податей и по лености, дабы даром хлеб есть.

Из указа Петра

— Кама на языке индийском означает любовь. — Еремей Утемишев, коему по Табели о рангах, принятой в этом году, был присвоен чин титулярного советника в ознаменование его просвещённости, равно и занимаемого положения, был и в самом деле знающ, а оттого и словоохотлив. Пётр, ценивший в людях учёность и любознательность, был доволен выбором губернатора, давшего его в толмачи и проводники.

   — Я по рождению татарин, ваше величество, принявший святое крещение вместе с родителями. Ещё в юных летах увлечён был собиранием сведений об истории сего края, для чего выучился письму татарскому, арабскому и немного индийскому, именуемому санскрит, ибо это всего лишь один из многих языков разноплеменной Индии. По предписанию его высокопревосходительства господина губернатора был посылай в те исторические местности, кои были под властию сначала Хазарского каганата, исповедовавшего иудейскую религию, а затем Великой Булгарин, принявшей впоследствии магометанство...

   — И что выискал?

   — Множество диковин стародревних, включая дворцы, мечети, могильные камни, украшения, утварь. Вещи хранятся у господина губернатора...

   — И ведь ни словом не обмолвился, — сказал Пётр сердито. — Алексей, отпиши губернатору от моего имени, чтобы те старинные вещи с надёжным человеком и при описи прислал в куншткамору.

Струг выплыл на раздольную ширь, где Волга и Кама сплелись в могучих объятиях. Течение стало стремительным, словно бы Кама торопила свою знаменитую сестру, заставляя её ускорить бег. Они долго шли как бы бок о бок — Волга и Кама, светловодная Волга и темноводная Кама, прежде чем слиться в едином потоке.

   — Темна вода камская, — заметил Пётр, — словно и в самом деле от темнокожих людей течёт. Так говоришь, Кама есть любовь? Дай-ка отведаю камской водицы — Алексей, распорядись. Глядишь, и повезёт мне в любви. — И Пётр лукаво глянул на стоявшую невдалеке Екатерину.

   — Столь великому господину и повелителю любовь падает в ноги, — тотчас отозвалась Екатерина. — И отказу в ней нету.

Сказано было с намёком: добрая половина дамского окружения царицы побывала в постели Петра. Она относилась к этому с лёгким сердцем, более того — покровительственно. Понимала: господину с его неукротимостью и своевольством опасно ставать поперёк желаний. И покаянно падающей ей в ноги очередной жертве царёвой похоти не только отпускала грех, но и выпытывала: хорошо ли ей было, пришлась ли царю по нраву, велел ли ещё явиться, сколь раз себя с ней удовольствовал. И, выпытав все подробности, успокаивалась: всё то были прихоти, а никак не привязанности. Уж она-то знала, чего опасаться.

Её повелитель перешёл черту только с Марьей Кантемировой. Екатерина пыталась было перебить, когда осознала опасность, исходившую от этой, как она говорила, пигалицы. Подсылала Петру своих самых соблазнительных фрейлин осьмнадцати всего лет. Нет, не клюнул.

И то сказать: утихомирился он в своих желаниях с возрастом, приблизившись к пятидесяти. Прежде был жаден безо всякого подзадоривания. Последнее же время, казалось, всё более от любопытства задирывал юбки и, испробовав, тотчас успокаивался...

Но вот Марья, проклятая Марья! Приворожила! Подлила приворотного зелья!..

Тем временем Петру принесли серебряный кубок с камской водой. Он сделал глоток, другой, третий... Оторвался.

   — Вкусна, сладка против волжской. Катинька, отведай-ка. — И он протянул ей кубок. — Любить меня будешь крепше.

Екатерина послушно отпила, а затем, протянув кубок Макарову, многозначительно произнесла:

   — В моей любови, господин великий, крепости более, нежели в самом густом приворотном зелье. Она пребудет вечно.

   — Вот послушай-ка, что сей казанский господин про любовь сказывает: Кама-де есть любовь по-индийски.

Утемишев утвердительно наклонил голову. А потом осторожно поправился:

   — В наречиях здешних племён вотяков, они же удмурты, и зырян-пермяков слово «кама» означает «река». И, быть может, река сия названа по-ихнему.

   — Вот-те и любовь! — засмеялся Пётр. — Всё, брат, красота порушена. Ну да ладно. Сказывай теперь про Сююмбеки, что за зверь такой.