Петрушка на балу

– Крутой у вас заслон! – хмыкнул он, переводя взгляд с официантки на директрису. Рот Хомякова невольно приоткрылся. «Брошеная женщина, ни фига себе!» – мелькнуло у него в голове. Версию, однако, следовало отработать. – Екатерина Васильевна, могу я задать вам несколько вопросов?

Директор заметно напряглась.

– О чем?

– Насчет театра «Балбес». Знаете такой? – Поскольку дама не ответила, Хомяков предложил: – Не отпустить ли вам сотрудников? Много времени у вас я не отниму.

Директор словно очнулась.

– Да-да, разумеется… – Она опустилась в рабочее кресло. – Захар, никого ко мне не пускай.

Охранник и официантка вышли, сгорая от любопытства.

Капитан Хомяков, придвинув стул к столу, присел и выложил из папки блокнот с авторучкой.

– Звать меня Виталий Павлович, – представился он. – Можно просто Виталий.

– Что там случилось? Не тяните! – нервно проговорила директор ресторана. Вправду ли она так обеспокоена или умело изображала тревогу, предстояло выяснить.

В тридцать своих лет Виталий был ментом тертым и, не взирая на ослепительную красоту подозреваемой, повел себя жестко.

– Что случилось? – переспросил он, листая блокнот. – Да так, пустячок. Пожар в декорациях, у балетмейстера ожоги… А вы как бы не в курсе, да?

Побелев как полотно, женщина приподнялась в кресле.

– Что с ним?.. Где он?.. – Казалось, она сейчас хлопнется в обморок. Неужели игра?

Хомякову стало не по себе.

– Обошлось, Екатерина Васильевна. Пожар потушили, ожоги пустячные, и все отплясывают… Вы правда не знали?

– Откуда? – Синие глаза набухли слезами. – Разве мне что-нибудь говорят? Велика для меня честь. Когда это произошло?

Хомяков смотрел на нее пристально.

– В субботу. Как раз после вашего ухода.

Эта многозначительность и милицейский взгляд на нее не подействовали. Рука женщины потянулась к телефону.

– Извините, я должна выяснить…

Капитан отобрал трубку.

– Позже. Сперва я кое-что выясню у вас. Мое время тоже не резиновое, так что давайте…

– Подозреваете поджог? – прервала его директор ресторана.

Хомяков вновь впился в нее взглядом.

– Почему вы так решили?

Она грустно усмехнулась.

– Если уж вы почтили меня визитом… Я умею сложить два и два. Виталий Павлович, у него правда ожоги пустячные?

– Такими вещами я не шучу, – нахмурился Виталий.

– Простите, а кто вас навел? То есть… кто посоветовал побеседовать именно со мной?

– Давайте, Екатерина Васильевна, сыграем в такую игру: вопросы задаю я. Ладно?

Она пожала плечами.

– Спрашивайте.

Хомяков ткнул авторучкой в страничку блокнота.

– Давно вы знакомы с Макаровым Сергеем Павловичем?

Глаза ее вдруг вспыхнули гневом.

– Зачем вам это?! Никакого отношения к пожару в театре…

– Екатерина Васильевна, – интонация Хомякова давала понять, что милицейское терпение имеет предел, – вы забыли, в какую игру мы играем? Повторяю вопрос: как давно знакомы вы с Макаровым?

Поднявшись, она прошлась по кабинету и остановилась у окна спиной к Хомякову.

– Девятнадцать лет, – безжизненно прозвучал ее голос.

                                     * * *

На том дне рождения Катя слегка напилась. Совсем чуть-чуть. Именинник Валька был на высоте – красивый, умный, галантный – мечта любой девчонки. И друзья у него оказались замечательные. За исключением Сержа Макарова – пижона и наглеца, подкалывавшего Катю своими шпильками. Простите, разве балерины читают книжки? Неужели читают? Тяжело, небось, бедняжкам? Уж арифметику-то, надеюсь, им знать не обязательно?.. И глаза при том как у плута, и волосы торчат клоками. Самодовольный надутый тип! Ей-то, Кате плевать: встретились да разбежались. Но Валькину сестру жаль. Двенадцать лет соплячке, а втрескалась в этого Сержа, сразу видно, по уши. Подпала под его влияние – имея такого брата!

– Кем станешь, когда закончишь школу? – поинтересовалась Катя.

Ольга солидно ответила:

– Уборщицей в платном туалете.

Все рассмеялись. Хихикнула и Катя: вот же язва мелкая!

Серьезным остался лишь Макаров. Профессор этакий.

– Врачом она будет – заявил он. – Просто первоклассным.

Девочка оглянулась на него.

– Еще подумаю.

– Вопрос решенный, – сказал Серж. – Дебаты закончены.

Ольга влюбленно показала ему язык. Что нашла она в этом… в этом толстокожем…

Катя улыбнулась Валентину.

– А ты здесь голос имеешь?

Валентин улыбнулся в ответ.

– В принципе, да. Но я, как английский мальчик из анекдота: до девяти лет он безмолвствовал, и его считали немым. Но однажды, встав из-за стола, мальчик сказал: «Бифштекс пережарен». Родители кинулись его обнимать: «Ты умеешь говорить, Джонни! Почему же ты молчал все эти годы?» – «До сих пор, – ответил мальчик, – все было в порядке». – Дождавшись пока стихнет смех, Валентин заключил: – Так и я: молчу, пока все в порядке.

– Молодчина, – съехидничала сестра и обратилась к Кате: – Между прочим, я художественной гимнастикой занималась. Это покруче вашего балета.

Валентин фыркнул.

– Полгода как бросила, хвастунья.

Серж Макаров прожевал соленый грибок.

– Бросила, не бросила – важен подход. – Ухмылочка на его лице была гнуснейшей. – Нелепо отрицать, что художественная гимнастика зрелищней балета. По крайней мере, в классических его формах.

Катю обуял гнев.