Петрушка на балу

Они стояли у телефона-автомата, готовые поссориться.

Валентин опустил взгляд.

– Ладно, есть одна идейка. – Он набрал номер Дины Белых и в коротком разговоре с ее папой выяснил, что «Диночка на прогулке с Сережей, обещали вернуться к одиннадцати». Сообщив это Кате, Валентин отрезал: – Звонить больше не буду.

Катя скривила губы.

– Бабник твой Макаров.

– Ты про Дину?

– Ага. Видела, как они на кухне… Ладно, дело не мое.

Валентин вдруг ощутил себя задетым.

– У Макарова с Динкой ничего нет – пусть гуляют хоть до утра. Не надо грязи.

Катя внезапно успокоилась.

– Конечно, пусть гуляют. – Она взяла Валентина под руку. – И мы с тобой пройдемся. Чтоб ужастик выветрить из головы.

Их прогулка, однако, длилась не долго: Катя все же устала. И главное, Макаров, как Фома Опискин, можно сказать, «блистал своим отсутствием». Валентин проводил Катю, условился созвониться завтра и получил заслуженный поцелуй в щеку.

Дома все уже спали. Валентин прошел в свою комнату, извлек из кармана две записки Макарова и, повертев их в руке, бросил на письменный стол. Затем, раздевшись до трусов, отправился в душ. Вернувшись, он застал у себя сестру. В ночной рубашке Ольга сидела на тахте и при свете бра читала пресловутые записки.

– Это что еще такое?! – рявкнул Валентин. – Ну-ка, брысь!

– Не ори, предков разбудишь, – прошипела девочка. – Киселем ты был, киселем останешься.

– Ах ты задница с ушами… – задохнулся от возмущения старший брат. – Вали отсюда, пока не огребла.

Ольга не шелохнулась.

– Там был Макаров, да? Так и знала, так и знала…

– Что ты знала?! Спать иди!

– Ага, щас! Тут меры принимать надо!

Валентин прыснул. Злость его улеглась.

– Какие меры, козявка нахальная?

Чуть подумав, Ольга скомкала записки.

– О’кей, поступаю в балетное училище.

Валентин не рассмеялся, так как хорошо знал свою сестру.

– Тебе уже двенадцать, – заметил он рассудительно. – Для балета ты старуха. Угомонись.

Поднявшись с тахты, Ольга пошла к двери и на пороге обернулась. Сквозь ночную рубашку проступала ее угловатая фигурка.

– В балете я буду лучшей, – отчеканила девочка. – Валька, ты меня знаешь.

Валентин обалдело присел на тахту.

                                     * * *

– Оль, не размазывай кашу по стенке, – поморщился капитан Хомяков. – Если, по-твоему, подожгла она… Завязывай с психологией, доказательства давай.

Ольга теребила красный бант на шее.

– Я этого не утверждаю, Виталик. Утверждать – прерогатива твоя. А собирать доказательства – твоя работа.

Хомяков изобразил улыбочку.

– Вот, значит, ты какая? То мы напарники, то сразу табачок врозь.

У Ольги улыбка вышла натуральней.

– Про табачок не напоминай: до того курить охота… Не обижайся, Виталь. Нужна моя помощь – нет вопросов. В рамках моей компетенции, разумеется.

– За рамки не переступлю. – Хомяков ткнул авторучкой в блокнот. – Во сколько Екатерина Макарова ушла из театра? Хоть приблизительно.

– На часы, представь, я не смотрела. А какая разница?

– Здрасьте-пожалуйста! Ушла она, допустим в час дня, а пожар начался в четыре. Оль, не включай дурочку.

Ольга нахмурила брови.

– Во-первых, пожар могли заметить не сразу…

– Если б не сразу, там бы все сгорело к едрене-фене.

– А во-вторых, большой разницы во времени, конечно же, не было. Между ее уходом и пожаром прошло, примерно…

В кармане Хомякова зазвонил мобильник. Достав его, капитан отозвался:

– Ну что там, Аркадий?.. Во, блин! А без меня никак?!.. Послать их, что ли не способен?!.. Ладно, еду… Еду, говорю! Успокойся! – Хомяков сунул мобильник в карман, а блокнот – в папку. – Время ухода, значит, ты не запомнила. Плохо, напарник. Как говорит наш следак, «пирожок с хреном».

– И что же делать?

Хомяков встал с кресла.

– Опросить других свидетелей.

– Вот и опроси, радость моя.

– Обязательно. Почему, кстати, ее ресторан называется «Ностальгия»?

Ольга пожала плечами.

– Полет фантазии.

– Ясно. И этого не знаешь. – Хомяков шагнул к выходу. – Будь внимательна, солнце мое.

Оказавшись за дверью, он услыхал:

– Эй, мент! Не сутулься!

Хомяков с усмешкой расправил плечи.

Глава 4

На следующее утро он был вызван на ковер. Осипшим баритоном майор Ковальчук разъяснил ему доходчиво, где он, майор, видал «гребаный этот балет вместе с долбаной прокуратурой». Потому что, если он, капитан Хомяков, вместо ограбления ювелирного будет «увлекаться траханьем клопа», то оного капитана живо командируют «в заблеванный сортир подтирать бомжам задницы». Щекастый усатый майор показательно громыхал пятерней по столу.

Хомяков нынче был в костюме, при галстуке и в демисезонном пальто, за что походя заслужил звание «гнилого фраера и сачка». Солнце с опаской заглядывало в форточку милицейского кабинета, упоительно пахло весной. В профиль к бушующему начальству Виталий апатично сидел на стуле: он слыхивал и не такое.

Майор наконец, как обычно, сбавил обороты, и цвет лица его из свекольного сделался морковным.

– Что молчишь?! – пророкотал он. – Крыть нечем?!

Хомяков столь же апатично снял телефонную трубку и протянул шефу.

– Давайте, звоните.

– Кому? Э-э… куда?

– В долбаную прокуратуру насчет гребаного балета. Тюняев, конечно, отнесется к вам с пониманием.