Пэтти в колледже

– М-мм, – сказала врач.

– Я просто немного утомилась, – продолжала Пэтти, – но, думаю, со мной все будет в порядке, как только я смогу передохнуть. Может быть, мне нужно какое-нибудь тонизирующее средство, – предположила она.

– Лучше тебе один-два дня воздержаться от уроков и как следует отдохнуть.

– О нет, – проговорила Пэтти в явном смятении. – В нашей комнате постоянно так много девочек, что спокойнее будет пойти на занятия; и, кроме того, как раз сейчас я не могу пропускать.

– Отчего же, – настойчиво и подозрительно спросила врач.

– Видите ли, – несколько неохотно ответила Пэтти, – у меня еще куча дел. Мне необходимо вызубрить материал к экзамену и…

Слово «зубрежка» было для врача, словно красная тряпка для быка. – Чепуха! – воскликнула она. – Я знаю, как с тобой поступить. Прямо сейчас ты отправишься в лазарет на несколько дней…

– Ах, доктор! – сказала Пэтти умоляюще, со слезами на глазах, – со мною действительно все в порядке, и я должна сдать этот экзамен.

– Какой это экзамен?

– По древнеанглийскому… Мисс Скеллинг.

– Я сама повидаюсь с мисс Скеллинг, – сказала врач, – и объясню, что ты не сможешь сдать экзамен, пока не выйдешь из лазарета. А теперь, – прибавила она, делая запись в истории болезни Пэтти, – я помещу тебя в палату для выздоравливающих, и в течение нескольких дней мы испробуем лечение покоем, посадим тебя на куриный бульон и эггног[7] и проверим, удастся ли вернуть твой аппетит.

– Благодарю, – покорно сказала Пэтти с видом человека, который перестал бороться с неизбежностью.

– Мне нравится, что ты интересуешься своей учебой, – добавила врач мягко, – но ты всегда должна помнить, моя дорогая, что здоровье – прежде всего.

По возвращении в кабинет Пэтти исполнила импровизированный танец посреди комнаты.

– Что случилось? – воскликнула Присцилла. – Ты что, сошла с ума?

– Нет, только заболела, – сказала Пэтти, пошла в свою спальню и стала бросать вещи в саквояж.

Стоя на пороге, Присцилла изумленно взирала на нее. – Ты собралась в Нью-Йорк? – спросила она.

– Нет, – молвила Пэтти, – в лазарет.

– Пэтти Уайатт, ты жалкая маленькая лицемерка!

– Вовсе нет, – весело сказала Пэтти. – Я туда не просилась, но врач просто на этом настояла. Я сказала ей, что у меня экзамен, но она сказала, что это не важно, – здоровье должно быть на первом месте.

– А что в этой бутылке? – поинтересовалась Присцилла.

– Это для моего аппетита, – отвечала Пэтти, расплывшись в улыбке, – доктор надеется его улучшить. Я не хотела ее разочаровывать, но я не слишком верю, что ей удастся это сделать. – Она бросила в свой саквояж грамматику древнеанглийского языка и экземпляр «Беовульфа».[8]

– Тебе не разрешат заниматься, – заметила Присцилла.

– Я не стану спрашивать у них разрешения, – сказала Пэтти. – До встречи. Передай девочкам, чтобы они иногда заходили и навещали меня в моем принудительном уединении. Время посещения – с пяти до шести. – Она снова просунула голову в дверь. – Если кто-нибудь пожелает прислать мне фиалки, то, думаю, они могли бы меня подбодрить.

На следующий день Джорджи и Присцилла пожаловали в лазарет, где в дверях их встретила суровая фигура старшей сестры. – Я проверю, не спит ли мисс Уайатт, – сказала она неуверенно, – но боюсь, что вы ее растревожите, ибо она должна пребывать в полном покое.

– О нет, мы ей не повредим, – возразила Джорджи и обе девушки вошли на цыпочках вслед за сестрой.

Палата для выздоравливающих была просторной, хорошо проветриваемой комнатой, отделанной белым и зеленым цветом; здесь стояли четыре или пять кроватей, каждая из которых была обнесена медными опорами с прикрепленными к ним занавесками. Пэтти, опираясь на подушки, занимала одну из угловых кроватей возле окна, волосы ее взъерошено падали на лицо; подле нее стоял столик, заставленный цветами и стаканами с лекарством. Эти тщательно продуманные атрибуты болезни вызвали в воображении посетительниц кратковременную иллюзию. Присцилла подбежала к кровати и упала на колени подле своей беспомощной соседки по комнате.

– Пэтти, милая, – позвала она с беспокойством, – как ты себя чувствуешь?

Лицо Пэтти озарилось ангельской улыбкой. – Сегодня я смогла немного поесть, – сказала она.

– Пэтти, ты ужасная плутовка! Кто принес тебе эти фиалки? «С любовью, от леди Клары Вере де Вере» – эта святая первокурсница! – а ты до последней капли стащила весь спирт, который бедняжка считала своим. А от кого эти розы? Мисс Скеллинг! Пэтти, тебе должно быть стыдно.

Пэтти имела приличие слегка покраснеть. – Я была несколько смущена, – призналась она, – однако, поразмыслив о том, как бы она сожалела, если бы выяснила, как мало я знала, и как она обрадуется, обнаружив, сколько я знаю теперь, совесть моя успокоилась.

– А ты занимаешься? – спросила Джорджи.

– Не то слово! – Приподняв угол подушки, Пэтти продемонстрировала голубую книгу. – Еще два дня, и я буду главным экспертом в Америке по древнеанглийским корням.

– Как тебе это удается?