Пэтти в колледже

— М-мм, — сказала врач.

— Я просто немного утомилась, — продолжала Пэтти, — но, думаю, со мной все будет в порядке, как только я смогу передохнуть. Может быть, мне нужно какое-нибудь тонизирующее средство, — предположила она.

— Лучше тебе один-два дня воздержаться от уроков и как следует отдохнуть.

— О нет, — проговорила Пэтти в явном смятении. — В нашей комнате постоянно так много девочек, что спокойнее будет пойти на занятия; и, кроме того, как раз сейчас я не могу пропускать.

— Отчего же, — настойчиво и подозрительно спросила врач.

— Видите ли, — несколько неохотно ответила Пэтти, — у меня еще куча дел. Мне необходимо вызубрить материал к экзамену и…

Слово «зубрежка» было для врача, словно красная тряпка для быка. — Чепуха! — воскликнула она. — Я знаю, как с тобой поступить. Прямо сейчас ты отправишься в лазарет на несколько дней…

— Ах, доктор! — сказала Пэтти умоляюще, со слезами на глазах, — со мною действительно все в порядке, и я должна сдать этот экзамен.

— Какой это экзамен?

— По древнеанглийскому… Мисс Скеллинг.

— Я сама повидаюсь с мисс Скеллинг, — сказала врач, — и объясню, что ты не сможешь сдать экзамен, пока не выйдешь из лазарета. А теперь, — прибавила она, делая запись в истории болезни Пэтти, — я помещу тебя в палату для выздоравливающих, и в течение нескольких дней мы испробуем лечение покоем, посадим тебя на куриный бульон и эггног[7] и проверим, удастся ли вернуть твой аппетит.

— Благодарю, — покорно сказала Пэтти с видом человека, который перестал бороться с неизбежностью.

— Мне нравится, что ты интересуешься своей учебой, — добавила врач мягко, — но ты всегда должна помнить, моя дорогая, что здоровье — прежде всего.

По возвращении в кабинет Пэтти исполнила импровизированный танец посреди комнаты.

— Что случилось? — воскликнула Присцилла. — Ты что, сошла с ума?

— Нет, только заболела, — сказала Пэтти, пошла в свою спальню и стала бросать вещи в саквояж.

Стоя на пороге, Присцилла изумленно взирала на нее. — Ты собралась в Нью-Йорк? — спросила она.

— Нет, — молвила Пэтти, — в лазарет.

— Пэтти Уайатт, ты жалкая маленькая лицемерка!

— Вовсе нет, — весело сказала Пэтти. — Я туда не просилась, но врач просто на этом настояла. Я сказала ей, что у меня экзамен, но она сказала, что это не важно, — здоровье должно быть на первом месте.

— А что в этой бутылке? — поинтересовалась Присцилла.

— Это для моего аппетита, — отвечала Пэтти, расплывшись в улыбке, — доктор надеется его улучшить. Я не хотела ее разочаровывать, но я не слишком верю, что ей удастся это сделать. — Она бросила в свой саквояж грамматику древнеанглийского языка и экземпляр «Беовульфа».[8]

— Тебе не разрешат заниматься, — заметила Присцилла.

— Я не стану спрашивать у них разрешения, — сказала Пэтти. — До встречи. Передай девочкам, чтобы они иногда заходили и навещали меня в моем принудительном уединении. Время посещения — с пяти до шести. — Она снова просунула голову в дверь. — Если кто-нибудь пожелает прислать мне фиалки, то, думаю, они могли бы меня подбодрить.

На следующий день Джорджи и Присцилла пожаловали в лазарет, где в дверях их встретила суровая фигура старшей сестры. — Я проверю, не спит ли мисс Уайатт, — сказала она неуверенно, — но боюсь, что вы ее растревожите, ибо она должна пребывать в полном покое.

— О нет, мы ей не повредим, — возразила Джорджи и обе девушки вошли на цыпочках вслед за сестрой.

Палата для выздоравливающих была просторной, хорошо проветриваемой комнатой, отделанной белым и зеленым цветом; здесь стояли четыре или пять кроватей, каждая из которых была обнесена медными опорами с прикрепленными к ним занавесками. Пэтти, опираясь на подушки, занимала одну из угловых кроватей возле окна, волосы ее взъерошено падали на лицо; подле нее стоял столик, заставленный цветами и стаканами с лекарством. Эти тщательно продуманные атрибуты болезни вызвали в воображении посетительниц кратковременную иллюзию. Присцилла подбежала к кровати и упала на колени подле своей беспомощной соседки по комнате.

— Пэтти, милая, — позвала она с беспокойством, — как ты себя чувствуешь?

Лицо Пэтти озарилось ангельской улыбкой. — Сегодня я смогла немного поесть, — сказала она.

— Пэтти, ты ужасная плутовка! Кто принес тебе эти фиалки? «С любовью, от леди Клары Вере де Вере» — эта святая первокурсница! — а ты до последней капли стащила весь спирт, который бедняжка считала своим. А от кого эти розы? Мисс Скеллинг! Пэтти, тебе должно быть стыдно.

Пэтти имела приличие слегка покраснеть. — Я была несколько смущена, — призналась она, — однако, поразмыслив о том, как бы она сожалела, если бы выяснила, как мало я знала, и как она обрадуется, обнаружив, сколько я знаю теперь, совесть моя успокоилась.

— А ты занимаешься? — спросила Джорджи.

— Не то слово! — Приподняв угол подушки, Пэтти продемонстрировала голубую книгу. — Еще два дня, и я буду главным экспертом в Америке по древнеанглийским корням.

— Как тебе это удается?