Час прошел, другой-Василисы все нет. Петушков двадцать раз порывался встать и двадцать раз с тоской забивался под тулуп... Наконец, однако ж, он слез с печи и хотел было домой пойти и на двор уже вышел, да вернулся. Прасковья Ивановна встала. Работник Лука, черный, как жук, хотя и булочник, заложил хлебы в печь. Петушков опять вышел на крыльцо и задумался. Проживающий на дворе козел подобрался к нему и слегка, дружелюбно толкнул его рогами. Петушков посмотрел на него и-, бог знает почему, сказал:"Кысь, кысь". Вдруг низенькая калитка тихо распахнулась и появилась Василиса. Иван Афанасьич отправился к ней прямо навстречу, взял ее за руку и довольно хладнокровно, но решительно, сказал ей:
- Ступай за мной.
- Да позвольте, Иван Афанасьич... я...
- Ступай за мной,- повторил он.
Она повиновалась.
Петушков привел ее к себе на квартиру. Онисим, по обыкновению, спал врастяжку. Иван Афанасьич разбудил его, велел зажечь свечку. Василиса подошла к окошку и молча села. Пока Онисим возился с огнем в передней, Петушков неподвижно стоял у другого окна и глядел на улицу. Вошел Онисим, с свечкой в руках, начал было ворчать... Иван Афанасьич быстро обернулся.
- Ступай вон,- сказал он ему. Онисим остановился посреди комнаты...
- Ступай вон сейчас,-повторил Петушков грозно. Онисим посмотрел на барина и вышел. Иван Афанасьич закричал ему вслед:
- Вон, совсем вон. Из дому. Придешь через два часа. Онисим убрался.
Петушков дождался, пока стукнула калитка, и тотчас же подошел к Василисе.
- Где ты была? Василиса смешалась.
- Где ты была? говорят тебе,- повторил он. Василиса посмотрела кругом...
- Тебе я говорю... Где ты была? И Петушков поднял было руку...
-- Не бейте меня, Иван Афанасьич, не бейте...- с испугом пролепетала Василиса. . Петушков отвернулся.
- Бить тебя... Нет! я тебя бить не стану. Бить тебя? Извини, извини, голубушка. Бог с тобой. Когда я думал, что ты меня любишь, когда я... когда...
Иван Афанасьич умолк. Он задыхался.
- Слушай, Василиса,- сказал .он наконец,- я, ты знаешь, человек добрый; ведь ты знаешь, Василиса, знаешь?
- Знаю,- проговорила она запинаясь.
- Я никому зла не делаю, никому, никому на свете. И никого не обманываю. Зачем же ты меня обманываешь?
- Да я вас не обманываю, Иван Афанасьич.
- Не обманываешь? Ну, хорошо. Ну, хорошо. Ну, говори же, где ты была?
- Я ходила к Матрене.
- Врешь!
- Ей-богу, к Матрене. Вы спросите у ней, коли мне не верите.
- А Буб... ну, как его... черта этого видела?
- Видела.
- Видела? Видела? а! видела? Петушков побледнел.
- Так ты с ним, поутру-то, у окошка сговаривалась... а? а?
- Они меня просили прийти.
- А ты и пошла... Спасибо, матушка, спасибо, родная! - Петушков поклонился Василисе в пояс.
- Да, Иван Афанасьич, вы, может, думаете...
- Уж ты "бы лучше не говорила! Да и я, дурак, хорош. Чего раскричался? Да ты, пожалуй, с кем там хочешь знайся. Мне до тебя дела нет. Вот еще! Я тебя и знать-то не хочу.
Василиса встала.
- Воля ваша, Иван Афанасьич.
- Куда ты идешь?
- Да ведь вы сами...
- Я тебя не прогоняю,- перебил ее Петушков.
- Нет уж, Иван Афанасьич... Что ж уж мне у вас оставаться?..
Петушков дал ей. дойти до двери.
- Так ты уходишь, Василиса?
- Вы меня все обижаете...
- Я тебя обижаю! Бога ты не боишься, Василиса! Когда же я тебя обижал? Ну, нет, нет, скажи, когда?
- Да как же? Вот и теперь чуть меня не побили,
- Василиса, грешно тебе. Право, грешно!
- И еще попрекали, что я, дескать, с тобой знаться не хочу. Я, дескать, барин.
Иван Афанасьич начал молча ломать себе руки. Василиса дошла до середины комнаты.
- Что ж? Бог с вами, Иван Афанасьич. Я сама по себе, а вы сами по себе...
- Полно, Василиса, полно,- перебил ее Петушков.- Ты лучше рассуди, посмотри на меня. Ведь я на себя не похож, Ведь я сам не знаю, что говорю... Хотя бы ты меня пожалела.
- Вы меня все обижаете, Иван Афанасьич...
- Эх, Василиса! кто прошлое помянет, тому глаз вон. Не правда ли? Ведь ты на меня не сердишься, не правда ли?.
- Вы меня все обижаете,- повторяла Василиса.
- Не буду, душа, не буду. Прости меня, старого человека. Я вперед уже не буду никогда. Ну, простила меня, что ли?
- Бог с вами, Иван Афанасьич.
- Ну, засмейся, засмейся... Василиса отвернулась.
- Засмеялась, душа, засмеялась!-закричал Петушков и запрыгал на месте, как ребенок...
VI
На другой день Петушков, по обыкновению, отправился в булочную. Все пошло по-прежнему. Но в сердце у него засела заноза. Он уже не так часто посмеивался и иногда задумывался. Настало воскресенье. У Прасковьи Ивановны болела поясница; она не слезала с полатей; через силу сходила к обедне. После обедни Петушков позвал Василису в заднюю комнатку. Она все утро жаловалась на скуку. Судя по выражению лица Ивана Афанасьича, в его голове вертелась мысль необыкновенная и для него самого неожиданная.
- Сядь-ка ты вот здесь, Василиса,-сказал он ей,-а я тут сяду. Мне нужно с тобой поговорить маленько. Василиса села.
- Скажи мне, Василиса, ты писать умеешь?
- Писать?
- Да, писать?
- Нет, не умею.
- А читать?
- И читать не умею.
- А кто ж тебе письмо-то мое прочитал?
-Дьячок. Петушков помолчал.
- А хотела бы ты знать грамоте?,